Поглядев на нее сверху вниз, он глубоко затянулся сигаретой, и она не могла не признаться себе, что темный вечерний костюм придавал ему опасную привлекательность. Белый шелк рубашки эффектно контрастировал с оливковым цветом лица и дерзким шиком смокинга. Ее ноздри уловили запах восточного одеколона – этот аромат, как эхо, отражал его притягательную силу.
– Привет, Блейк, – нервно произнесла она, радуясь тому, что Мод исчезла в толпе политиков и ей не надо изображать излишнего энтузиазма.
Его взгляд заскользил по стройной фигуре и задержался на линии глубокого декольте, открывавшего мимолетный вид на влекущие, но недоступные холмики ее высокой маленькой груди.
– Рекламируем свои достоинства, Кэт? – спросил он хрипло. – Я считал, что ты извлекла урок из истории с Харрисом.
– Не называй меня Кэт, – парировала она. – Мое платье открыто не больше, чем у других.
– Ты не изменилась, – раздраженно вздохнул он. – Все та же распущенность, капризы, вихляние бедрами. Я надеялся, что, окончив школу, ты немного повзрослеешь.
Ее изумрудные глаза вспыхнули от обиды.
– Мне уже двадцать, Блейк! Его темная бровь поползла вверх.
– И что мне прикажешь делать по этому поводу?
Она хотела ответить, что ровно ничего, что пусть он оставит ее в покое, но ее злость внезапно испарилась, и она жалобно простонала:
– О Господи, Блейк, ну зачем ты портишь мне вечер? Было так весело…
– Кому? – спросил он, метнув раздраженный взгляд на многочисленных политиков. – Тебе или Мод?
– Мод пытается сохранить заповедник в пойме Эдисто-Ривер, – произнесла она безразличным тоном. – А они хотят использовать часть прибрежной территории под промышленную зону.
– Ну конечно, теперь мы будем спасать мокасиновых змей и песчаных мух! – небрежно съязвил он, хотя Кэтрин знала, что он был таким же убежденным консерватором, как Мод.
– А мне смутно припоминается твое выступление по телевидению в поддержку идеи устроить в пойме национальный парк.
Он поднес сигарету к твердым губам.
– Каюсь, – произнес он со своей скептической неотразимой улыбкой.
Потом взглянул в сторону рок-группы, и улыбка поблекла.
– Они все время играют одно и то же? – поинтересовался он, не скрывая неприязни.
– Я не уверена. Я думала, ты любишь музыку, – сыронизировала она. Это его взбесило.
– Люблю. Но это, – он бросил выразительный взгляд в сторону музыкантов, – это не музыка.
– Мое поколение считает это музыкой, – парировала она с вызовом в сверкающих глазах. – А если она тебе не нравится, если ты такой ретроград и брюзга, зачем ты вообще притащился на этот вечер?
Он наклонился и коснулся ее щеки длинным сильным пальцем.
– Не умничай, – произнес он. – Я пришел, если честно, потому, что не видел тебя шесть месяцев.
– Зачем? Чтобы забрать меня домой и всю дорогу читать мне мораль?
Его густые брови сошлись на переносице.
– Сколько ты выпила этого пунша? – строго спросил он.
– Еще не все, – заявила она с отчаянной улыбкой и залпом осушила бокал.
– Дерзишь, девочка? – невозмутимо заметил он.
– Это больше похоже на самозащиту, Блейк, – призналась она, глядя на него поверх пустого бокала и ощущая на воспаленных губах прохладу хрусталя. – Я хотела набраться смелости, чтобы не обращать внимания, когда ты начнешь меня мучить.
Он глубоко затянулся.
– Это было полгода назад, – сказал он сухо. – Я об этом забыл.
– Ничего ты не забыл, – вздохнула она, видя по напрягшемуся лицу Блейка, что его захлестывает волна холодного бешенства. – Я ведь действительно не знала, что было у Харриса на уме. Наверное, мне полагалось бы это знать, но я ей-Богу не знала.
Он тяжело вздохнул:
– Конечно, не знала. Я привык считать, что это хорошо. Но чем старше ты становишься, тем больше я в этом сомневаюсь.
– И Мод говорит то же самое, – прошептала она, спрашивая себя, умеет ли он читать чужие мысли.
– Кажется, она права. – Он еще раз пристально оглядел ее всю в этом изящном и таком смелом платье, и его темные зрачки сузились. – Тебе еще рано носить такие туалеты.
– Значит ли это, что, когда я стану взрослой, ты позволишь мне носить их? – мягко спросила она.
Темная бровь выразительно поднялась.
– Я не заметил, чтобы ты нуждалась в моем позволении.
– И тем не менее я, кажется, в нем нуждаюсь, – настаивала она. – Стоит мне шаг ступить, как ты начинаешь язвить и издеваться.
– Все дело в том, что ты имеешь в виду, говоря о взрослении, – возразил он, давя в пепельнице сигарету. – Неразборчивость в знакомствах решительно запрещается.
– Однако себе ты ее позволяешь, не так ли? Его голова резко откинулась назад, глаза вспыхнули гневом.
– Какого черта ты интересуешься моей частной жизнью? – ледяным тоном осведомился он.
Ее отодвинули в сторону, поставили на место.
– Я… я просто поддразнила тебя, Блейк, – неловко оправдывалась она.
– Я не шучу, – отрезал он.
– Ты никогда со мной не шутишь, – произнесла она жалобно.
– Ты ведешь себя как глупая девчонка. Она прикусила нижнюю губу, пытаясь сдержать слезы. В ее мягких живых глазах задрожала обида.