Сентиментальная лирика о любви

Как сквозь чад и ад молвы дотошной

пронести, не расплескав, в ладошках

хрупкую, как жизнь, любовь мою?

Тщетное, смешное упованье!

Мне звонят из места пребыванья:

«Как полет? От всех большой привет.

Помидоры, значит, не помяли?

И цветочки наши не повяли…

Встретимся, конечно, тесен свет!..»

Я смотрю и вижу, что, похоже,

блекнут иероглифы на коже.

Друг, очнувшись, – про дела, дела…

И во все, что – смерть, восторг и сказка,

лезет телефонная развязка.

И молчат мои колокола.

Польша. Дни моря. 1989

По запаху море ищу.

Жара! Не Колобжег – Карибы!

По запаху счастья грущу,

а пахнет водою и рыбой.

О, вечная женская блажь,

тоскою темнящая душу:

вся жизнь – только фон и пейзаж,

а кто-то – туман и мираж,

но нужен – один! – до удушья.

Зачем мое сердце болит?

Когда, наконец, перестанет?!

Давно уже опыт велит

акценты любви переставить.

Люблю этот город чужой,

хожу по нему невидимкой.

Он медленный и небольшой,

с его прибалтийской душой

смурная, моя, – невредима.

Люблю – без тебя, без тебя!

Лишь так вырвусь, выживу, справлюсь

лишь так, не стелясь, не глупя,

себе и кому-то понравлюсь.

Сама одобряла разбой,

хотя открывалось уже мне:

беда – быть победы рабой,

но – ужас! – рабой пораженья.

На что ты меня осудил?

И все же есть выход: всецело

признаю, что ты победил

строптивые душу и тело.

Но, значит, – еще молода,

и жизнь до конца не пропета,

и, может быть, эта беда

совсем не беда, а победа!

…По запаху счастья грущу,

вздыхаю совсем не от горя,

у берега счастья ищу,

у этого вечного моря.

А сердце спокойно уже,

его больше грусть не корежит.

И капельку счастья душе

безмолвно подарит Колобжег…

«Я рада, что я улетаю…»

Я рада, что я улетаю

из ночи в рождение дня

и маленьким облаком таю

для нас: для тебя и меня.

Устала душа от нагрузок,

от родины больно душе,

и я для пейзажей нерусских

почти что готова уже.

Тебе оставляю я снова

бесправную правду: люблю,

и это тяжелое слово

твоими губами ловлю.

Глагол, ненасытно ловимый,

летит к одному за двоих.

Губам твоим больно, любимый,

как пусто моим без твоих.

Нас все поделило неравно,

а надо остаться людьми,

и поздно уже или рано

решать уравненье любви.

Лукавый вопрос без ответа,

который решить не дано:

раздельность взаимная эта

и эта слиянность в одно.

И бегство мое непростое —

не меньше, чем встреча, для нас.

Кромсай же мотором просторы,

двадцатого века Пегас.

И нет ни обиды, ни гнева,

коль нет снисхожденья рабе,

коль все же лежит через небо

и к родине путь, и к себе.

Настроение

Нет личной жизни,

от прочих отличной,

личной,

первичной…

Ах, аналитики – все о политике!

Нет жизни личной.

Сердце не тянет,

быть уже хочет

просто копилкой.

И не заглянет

кто-то с цветочком

или с бутылкой.

Нет личной жизни!

Больше не светит

в мощном и малом.

Нет личной жизни.

А у соседей —

прямо навалом!

Я их, должно быть, возненавижу.

Озноб по коже!

Я поцелуи сквозь стену слышу.

Но всхлипы – тоже…

Стала ученей

и защищенней

в мире фальшивом.

Может, и черт с ней,

пустой, никчемной

личною жизнью?!

Но все клокочет,

закатам прочит,

чем стать могли бы.

Ведь поцелуи

все-таки громче

звучат, чем всхлипы!

Нет личной жизни.

Вкус потеряла

к цели движенья.

Нет личной жизни!

Смотрю сериалы…

Жду продолженья.

«Хочу сказать, как я тебя люблю…»

Хочу сказать, как я тебя люблю,

как все еще люблю, забыть не в силах, —

в восторге и в слезах невыносимых,

люблю – как боль смертельную терплю.

Хочу сказать – но все в себе крушу.

Хочу – лишь благодарно, без укора! —

но слово – приговор. Я приговора

не подпишу себе, не подпишу…

«В море горя и любви…»

В море горя и любви,

больше не в долгу,

я сжигала корабли —

и ещё сожгу.

Корабли твои, мои…

А когда я жгла,

было больше, чем в любви,

света и тепла.

«Забыла все, сумела все забыть…»

Забыла все, сумела все забыть.

Подумаешь – переболела корью!

Срастила перелом… Еще не горе!

Но не могу в башку дурную вбить:

ну как ты научил меня любить,

когда не знаешь, что это такое!

«Мой друг ругал свою жену…»

Мой друг ругал свою жену

с ее укладом праведным.

Он объявил жене войну

по всем военным правилам.

За то, что видит в нем врага,

в широком и размашистом,

за то, что чересчур строга

к его дружкам, рюмашечкам.

Когда б хоть что-нибудь пила! —

и в этом жизнь семейная.

Задержишься – аж досветла

ждет с каплями Зеленина.

Мой друг ругал свою жену,

несносное создание,

и ставил ей одной в вину

он все ее страдания.

Он ей в отместку шел в кино

один. А с ней – не хочется!

…Мой друг, не знаешь ты давно,

что значит – одиночество.

«Забыла любовь. Ее голос поющий…»

Забыла любовь. Ее голос поющий,

повелевающий: пой!

Мои времена поспокойней, получше,

душа не карабкается под тучи,

она позабыла любовь.

Как было неловко, зависимо, больно,

на жарком дыханье – петля.

Вседневная казнь называлась любовью,

о милости слезно моля.

Не передохнуть, не заснуть – стеблем в поле,

птенцом в теплом чреве гнезда.

Вселенскую мглу

струнка малая вспорет,

легко чиркнет спичкой звезда.

Теперь ни сомнений, ни страха, ни пыла,

ни смысла – еще шевелить плавником.

Все помнит душа, а любовь позабыла.

Мне этот пароль не знаком.