Сентиментальное бешенство рок-н-ролла

Последний момент любопытен и требует размышлений. Для новой эпохи в принципе характерно растворение чего-то обособленного в общем процессе, например, русских эмигрантов в западном стиле существования. Большинство этих людей отзывается о западе довольно кисло, что вполне понятно. И дело не в том, что там плохо, а здесь… Когда человек, выросший в одном пространстве, воспитанный в определенном жизненном ритме и на определенном языке, попадает в инородную среду, он редко вживается в новые условия. Его, так сказать, механическая часть адаптируется, но душевная организация постоянно травмируется. Я поговорил с Василием Шумовым о его восприятии Америки и рок-культуры в этой стране, если там еще осталось нечто подобное. Его ответы относились, скорее, к общему положению молодежной культуры. Он рассказал об одном из последних увлечений — музыке «техно». Довольно забавная картина: несколько сотен молодых людей собираются в хорошем, свободном месте — в пустыне, к примеру, принимают легкий наркотик «экстэзи» и несколько часов подряд танцуют (содрогаются, дергаются) под фонограмму. Музыка монотонная, довольно быстрая, такт четыре четверти, без выраженного соло, вокал пропадает среди прочих инструментов. Ровный жизненный модус, подчеркнутый «юнисексом» — манерой носить сходную одежду, пользоваться одинаковыми одеколонами, духами. Ровный поток, ровные увлечения, идиллия равенства. Слушая про все это, хотелось спросить:

Где же ты, мальчик в теннисных туфлях,
Быть может, тебя покорил рок-н-ролл,
Быть может, у моря ты кушаешь фрукты,
Улетел в Голливуд за кинозвездой?

("Центромания")

Насчет фруктов, верно, все о'кей, насчет кинозвезд не знаю. Хотя Василий Шумов не из тех, кто жалуется, думаю, Америка не привела в восторг его художественное «я». Кончилось время веселых парней с гитарами, — так, приблизительно, сказал он. Фаллическая экспрессия растворилась в общем процессе, резкая рок-культура ассимилировалась деловой субстанцией. Что остается Василию Шумову, другим серьезным артистам? Повысить степень серьезности, отдаться студийной работе с компьютерами, синтезаторами и другими достижениями цивилизации, искать новые сочетания ритмов и тембров, выпускать на рынок компакт-диски и т. д. Здесь необходимо одно отступление.

В лекциях по эстетике Гегель писал, что современная эпоха (1820) движется без помощи искусства и вне искусства. Сие остается справедливым и сегодня. Начиная со второй половины девятнадцатого столетия, артисты почувствовали по отношению к людям науки и техницистам нечто вроде "комплекса неполноценности" и принялись разговаривать о "выверенности композиции", "холодном расчете" и прочее. Бодлера воодушевила статья Эдгара По "Философия композиции", Верлен заявил: "Мы совершенно холодно пишем страстные стихи". И хотя подобные высказывания звучали в духе дендизма, в двадцатом веке их восприняли всерьез.

В результате диффузии искусства и механицизма возник "общий процесс" более или менее эстетизированной действительности, в которой трудно выделить какие-либо школы и направления, поскольку они едва появившись, исчезают. Модные сегодня «техно», "дрим-хаус", «транс-хаус» завтра наверняка сменятся чем-нибудь еще. Перед общим, технизированным "процессом в себе" индивидуальное, обособленное теряет raison d'кtre: любой человеческий поступок, обыденный или странный, циничный или изысканный — эстетически легитимен.