Фрол заблагодушествовал от вина и от песни. Он положил руку на плечо Рюрику.
– Ты Рюрька мне дюже нравишься! – вдруг заявил он. – Хошь, я тебе сделаю подарок, от которого у тебя ухи опухнут.
Рюрик на всякий случай отодвинулся от Фрола. Знать набрался до кондиции. Вдруг по пьяни на самом деле врежет в ухо. И выйдет, Степан языком трепал, а он как кур в ощип попал.
– Что за подарок? – нехотя спросил он.
– Сейчас узнаешь.
Дамы тоже бдили своих мужчин. Они оборвали песню. Вино, оно ведь штука непредсказуемая, не знаешь, куда поведет казака; то ли на игрища, то ли на геройство потянет, то ли спать под лавкой уложит. Аделина подошла к мужу.
– Пойдем домой.
– Погодь! – остановил соседку Степан, и подмигнул Рюрику. – Твой Фрол, найився, напывся, царем обратився. Давай послушаем, что он гутарит.
– Молчи жинка. – подтвердил Фрол, беря за руку Аделину. – Я тебя по древнему казачьему обычаю дарю Рюрьке. Со всем твоим, и…и…и моим приплодом, как на Тихом Доне. Владей Рюрька.
– Дурак, ты чего лопочешь? – накинулась на него Аделина. – А ну вставай, пошли домой.
Фрол упирался. Остатки логического мышления подсказывали ему, что он делает что-то не то. Он спросил:
– Если я тебя отдал, то где тогда мой дом?
– Дома!
– А ты чемодан с бельем взяла?
– Какой чемодан?
– Что тебе Рюрька подарил.
– Ничего он мне не дарил!
– А почему?
– Потому!
– Гребует?
Аделина крепко взяла под руку мужа.
– Ой, стыдоба ты моя. Позоришь ни что, на весь белый свет. Али я тебе неверная была? Детей бы постыдился.
Когда они ушли, Ольга сказала Рюрику, что вот так каждый раз.
– До конца жизни будут выяснять отношения. У…у, – вдруг она погрозила Степану, – бабу ни за что в грех введешь. Она мне два раза предлагала пойти примеркой заняться. Хоть бы глазом глянуть на те чемоданы!
– Что ж ты молчала! – рассмеялся Степан. – мы бы ей помогли растелешиться. А потом сказали, ну извиняй, розыгрыш.
Ольга собирала со стола. Она участливо спросила Рюрика, где ему стелить спать, в доме или в саду?
– Комары сожрут в саду. Сетка прохудилась. – стал отговаривать его Степан.
– Я привычный! – сказал Рюрик.
– Твое дело.
Степан принес и кинул на топчан матрас. Ольга дала свежие простыни. Сидели курили со Степаном. Внизу сквозь деревья отливала серебром, река. В глухим всплеском вскинулась большая рыбина.
– Сазан, должно, быть! – сказал Степан. – А может и не сазан! Может сом. Водятся еще. Редко, но попадаются. Стаська с Васькой на прошлой неделе одного килограмм на пять вытащили.
– Съели?
– А что с ним делать было. Не смотреть же на него!
– Хорошо тут у тебя! – сказал Рюрик.
Брат принес арбуз. Алая сердцевина таяла во рту. Чтобы не пачкать руки, периодически отворачивали в сторону головы и сплевывали под ноги в темнеющую траву черные семена.
Настал том миг успокоения, который бывает только дома.
Пахнуло ароматом свежескошенного сена.
Звенели цикады. Месяц зацепился рогом за верхушки деревьев. Облака были похожи, на уснувшие отары овец. Тихо, светло и грустно. С реки потянуло молоком тумана. Рюрик поежился.
Откуда то донесся девичий истошный вопль. Затем послышался смех. Прочищая горло, запели проснувшиеся петухи.
– Кого-то щупают на предмет согласия! – со смехом сказал Степан.
– Счастливые! – отозвался Рюрик.
– А ты чего своих, не привез? Или потом подъедут? – спросил брат, откровенно зевая.
Рюрик решил не тянуть до утра и все, как есть, сейчас выложить брату. Завтра у брата будут дела, а сегодня можно спокойно поговорить. Никто не мешает.
– Я с Клавдией подал на развод.