Сентиментальный убийца

Впрочем, мужественности в этих чеканных чертах, в очертаниях строгих, четко очерченных губ и властного сильного подбородка хватало. Вот только глаза — большие, ясные и грустные — были лишены и малейшего налета агрессии и тем паче жестокости.

— Значит, это вы убили тех людей, а потом притащили нас сюда?

Он криво улыбнулся, а потом сказал:

— Да.

— Но зачем?..

— Вопросы мне будет задавать следователь, — мягко, но властно перебил он меня.

— Не очень-то у вас оптимистичный взгляд на будущее.

— Ну… это как сказать.

Я, прищурившись, внимательно посмотрела на него, а потом проговорила:

— Кажется, я вас знаю.

— Вот этого-то я и опасался, — сказал он.

— Вы Алексей Орловский, офицер ФСБ, бежавший из заключения… с ментовской «зоны». По прозвищу… Ге… Ги…

— По прозвищу Генрих, — невозмутимо закончил он, а потом добавил: — Только зря вы все это, Женя. Лучше было бы, если бы вы ничего не знали.

— А я ничего и не знаю, — сыграв нарочитую беспечность, сказала я. — Я ничего не знаю, моя дорогая старушка. Я умею быть благодарной. Так что я вас никогда не выдам.

— И на этом спасибо, — с горькой иронией ответил Орловский. — Ладно, Женя, идите. Вероятно, Турунтаев уже отзвонил, кому он там хотел. Я полагаюсь на ваше слово. Вот ваша сумочка… вероятно, вы за ней и пришли?

Я кивнула, не отрывая взгляда от Алексея, а потом сказала с нескрываемым восхищением:

— Какой… вы! Это надо же так натурально сыграть эту самую… старушку!

— Мне всегда говорили, что в моем лице театр потерял великого актера, — усмехнулся он.

— Как ни странно, мне говорили примерно то же самое.

— Я знаю.

Я как-то беспомощно улыбнулась, а потом произнесла:

— Хорошо, я ухожу. Только можно… один вопрос.

— Смотря какой.

— Это ты… это вы прислали мне розы?

Он засмеялся.

— А почему ты так подумала?

— Потому что в мою квартиру можно попасть только через балкон… А из жилища дяди Пети перелезть на мой балкон несложно.

— Все правильно, — резко сказал Алексей.

— Значит… это вы?

— Да, — ответил он и, повертев в руке седой парик, с размаху нахлобучил его на макушку, а потом жестко сказал, словно желая исключить все романтические мотивы этого подарка раз и навсегда: — Как коллега коллеге.

Глава 8 Рейтинг Геннадия Ивановича

Домой я вернулась ошарашенная увиденным и услышанным. Но, само собой разумеется, мне хватило самообладания ничем не выказать этого перед Турунтаевым, который находился в кухне и скрипел зубами, когда моя тетушка обрабатывала ему раны и приговаривала при этом:

— Немедленно в больницу, Геннадий Иванович. Конечно, все это не столь серьезно, но все равно… зачем вам лишние проблемы?

— Прямо к завершению избирательной кампании приспело, — бормотал Турунтаев. — Ну ничего… я им покажу.

— Это верно, — сказала я, остановившись в дверях. — Надо думать, теперь с помощью этих неизвестных благодетелей ваш рейтинг подскочит. Хотя и так уже дальше некуда. У нас в России, как известно, любят обиженных, униженных и оскорбленных.

— Ага… еле ноги унесли. Сейчас сюда приедет Блюменталь… со всей охраной, — продолжал ворчать Геннадий Иванович. — Ну ничего… я им всем покажу.

— А у тебя-то, Женечка, что? — встревоженно спросила тетя. — Ты же вся в крови!

— Это не моя кровь, — угрюмо соврала я. Правда, соврала только наполовину. — А у меня так… можно сказать, ерунда… царапины.

Пока тетя обрабатывала раны кандидата в губернаторы, я размотала повязку на голове и осмотрела «ерунду и царапины». В принципе, повреждения на голове были не столь уж серьезными, но легкое сотрясение мозга обеспечено.

Огнестрельная рана на руке беспокоила меня еще меньше. Несмотря на то что была она довольно-таки угрожающего вида и размалевала всю руку багровыми разводами засохшей крови.

Нет, жить можно.

Я прошла в свою комнату и включила телевизор. Передавали что-то о Чечне, об очередной поездке исполняющего обязанности президента, о предвыборных заявлениях видных политиков. И потом сообщили о том, что я ждала.