Сентрал-парк

Внезапно в чернильной ночи обозначилось пятно цвета яркого кармина. На панели замигал индикатор бензина.

— Черт! — рявкнул Гэбриэл. — Мы рискуем не добраться до больницы! «Мустанг», похоже, жрет больше двадцати литров на сотню километров!

— Сколько мы можем еще проехать?

— Километров пятьдесят, не больше!

Алиса посветила телефоном на карту.

— Судя по карте, по дороге есть магазин «Дженерал Стар», при них обычно бывает бензоколонка. Как вы думаете, сможем до нее дотянуть?

Гэбриэл прищурился, пытаясь поточнее определить местонахождение магазина.

— Должно хватить, а там кто его знает! Впрочем, другого выхода у нас все равно нет.

Ветер всеми силами стремился ворваться внутрь машины. Дождь по-прежнему лил как из ведра, грозя потопить отважного «Мустанга». Не отрывая глаз от дороги, Гэбриэл заговорил:

— Этот ваш Сеймур… Я сразу почувствовал…

Алиса тяжело вздохнула. Она совсем обессилела.

— Вы его не знаете.

— Он сразу показался мне подозрительным, вот и все.

— А мне кажутся подозрительными ваши скоропалительные выводы. По-моему, нужно дать человеку высказаться, а потом уже судить.

— Не вижу, что могут изменить его высказывания, — сухо отрезал полицейский детектив. — Он лжет вам с самого начала. Нам лжет, черт его побери! Вся информация, которую он сбрасывал нам с самого утра, вполне может быть ложной!

Предположение обескуражило Алису. Гэбриэл отыскал у себя в куртке пачку сигарет и закурил, продолжая неотрывно смотреть на дорогу.

— И ваш отец ведет себя точно так же!

— Оставьте моего отца в покое! Он тут ни при чем!

Гэбриэл сделал несколько затяжек, наполнив салон пряным, едким запахом табака.

— Я просто хочу сказать, что вы окружены людьми, которые вами манипулируют и подвергают вас опасности.

«Шелби» наконец спустился в долину, на дороге стали попадаться машины. Навстречу им двигался грузовик, освещая их ярким светом фар.

— А вы пытаетесь найти оправдание этим людям, — продолжал Гэбриэл.

Алиса с яростью принялась защищать и защищаться:

— Без Сеймура и папы меня бы вообще на свете не было! Как можно продолжать жить, если тебя пырнули ножом в живот, убили твоего ребенка и бросили издыхать в луже крови?

Гэбриэл попытался доказать свою правоту, но Алиса повысила голос, не желая слушать никаких доводов:

— Гибель Поля меня раздавила, и только ОНИ поддерживали меня! Но вы, похоже, просто дурак и вообще ничего не способны понять!

Гэбриэл замолчал. Погрузившись в раздумья, он продолжал нервно курить, выпуская клубы дыма. Алиса вздохнула и повернула голову к окну. Дождь барабанил в стекло. Воспоминания вновь забарабанили по мозгам.

Я вспоминаю…

Декабрь 2011 — июль 2013

Я вспоминаю.

Вспоминаю, что была убеждена: для меня все кончено.

Я не видела для себя исхода. Как только вернусь домой, возьму служебный пистолет и пущу себе пулю в лоб.

Выстрел вызволит меня из ада, в котором я отныне обречена пребывать.

Прикованная к больничной койке, я мысленно прокручивала один и тот же фильм: сухой щелчок курка, который я взвожу, холодное металлическое дуло во рту, я направляю его вверх, чтобы высадить себе мозги.

Перед сном я только и делала, что представляла себе эту картинку. Палец нажимает на спусковой крючок. Голова разлетается от спасительного выстрела.

* * *

Но жизнь повела меня по другому пути.

— Ты будешь жить с нами, — сказал отец, когда приехал забирать меня из больницы.

От изумления глаза у меня полезли на лоб.

— С кем это с вами?

— Со мной и с твоим приятелем-геем.

Не сказав мне ни слова, отец, пока меня лечили, снял большой дом с садом на улице Сквер-Монсури. Когда-то этот дом был мастерской художника и буквально утопал в зелени. Настоящий загород в центре 14-го округа.

Отец воспользовался моментом любовного разочарования Сеймура и уговорил его поселиться с нами. Я знала, что мой коллега пережил непростой роман. Его давний друг, танцовщик и хореограф, работавший в парижской Опере, в интересах карьеры переехал в Штаты, и их чувства не выдержали испытания разлукой.

И вот почти два года мы прожили втроем под одной крышей. Наше необычное содружество оказалось жизнеспособным. Против всех ожиданий, отец и Сеймур отбросили все свои предрассудки и стали наилучшими друзьями, их отношения друг к другу граничили с обожанием. Сеймура восхищал легендарный детектив, каким был Ален Шафер. Ему в нем нравилось все: чутье, крупный нос, чувство юмора, умение настоять на своем и умение сопротивляться. Отец же признал, что поспешил с выводами относительно молодого коллеги. Теперь он оценил состоятельного дэнди-гомосексуалиста, пропитанного утонченной культурой, но способного постоять за себя с кулаками и пить виски двадцатилетней выдержки.

А главное, оба яростно стремились вытащить из ямы меня, защитить от меня самой.

После больницы отец повез меня восстанавливать силы в Италию и Португалию. В начале весны Сеймур взял отпуск и повез показывать мне Лос-Анджелес и Сан-Франциско. Путешествия и постоянно окружавшая меня атмосфера семейного тепла помогли мне преодолеть кризис.