Сентрал-парк

Включила просмотр, передо мной поползли фотографии, и как всегда я стала смотреть на Клару Матюрен. Первая жертва. Учительница. Почему-то ее я ощущала особенно близкой. А среди фотографий одна казалась мне особенно трогательной: традиционный снимок всего класса с датой «октябрь 2010». Снимок сделан в школьном дворе. Все ученики довольно большого класса начальной школы им. Жолио Кюри расселись вокруг учительницы. Но фотография полна жизни. Меня завораживают детские лица. Одни ребятишки на удивление серьезны, другие вовсю паясничают: хохочут, раскрыв рот, ковыряют в носу, приставляют друг другу уши из пальцев… И среди малышей — Клара Матюрен с открытой ясной улыбкой. Миловидная скромная женщина со светлыми волосами, подстриженными каре. Она в темном расстегнутом плаще, брючном костюме и длинном легком шелковом шарфе «Берберри», я различаю даже логотип знаменитой фирмы. Очевидно, этот костюм с шелковым шарфом ей очень нравится, потому что я вижу ее в нем и на других снимках. Например, на свадьбе у подруги в Бретани в мае 2010-го, а потом в Лондоне в августе того же года и даже на ее последнем снимке, снятом за несколько часов до смерти камерой наблюдения на улице Фэзандри. Я перехожу от одной фотографии к другой и на всех вижу ее любимый костюм: плащ, костюм working girl,[3] фуляр «Берберри», завязанный чалмой. Я застреваю на последней фотографии. И вдруг меня впервые настораживает незамеченная прежде деталь: на Кларе другой шарф. Тремя пальцами нажимаю на сенсорную панель и увеличиваю снимок. Хочу удостовериться, так ли это. Качество снимка с камеры слежения оставляет желать лучшего, и все-таки я не ошиблась — шарф совсем другой.

В день своей смерти Клара не надела любимый шарф.

По спине у меня пробежала легкая дрожь.

«Ничего не значащая мелочь?»

Мозг заработал с удвоенной силой, пытаясь понять, что произошло. Почему Клара Матюрен не надела в этот день свой любимый шарф? Может быть, одолжила подруге? Или отдала в чистку? Или потеряла?

«Может быть, она его потеряла?..»

Мод Морель, вторая жертва, тоже кое-что потеряла. Потеряла свой мобильный телефон, который в конце концов был найден в такси. А мобильный Натали Руссель? Может быть, она тоже его потеряла?

«Потеряла».

Два телефона, шелковый шарф…

А Виржини Андре? Что она потеряла?

«Жизнь».

А еще? Я ухожу из альбома фотографий и перехожу в режим звонков, набираю номер Сеймура.

— Привет, это я. В деле Виржини Андре тебе не попадалось свидетельство, что она что-то теряла незадолго до смерти?

— Алиса! Ты в декрете, черт бы тебя побрал! Занимайся приготовлениями к появлению своего младенчика!

Я не обратила внимания на его болтовню.

— Ты помнишь, было что-то такое в деле или нет?

— Нет, Алиса, ничего такого я не помню. Мы же больше не корячимся над этим делом.

— А ты можешь найти мне телефон ее бывшего мужа? Найдешь, скинь мне на мобильник. Я сама его спрошу.

— Ладно, — со вздохом согласился Сеймур.

— Премного благодарна, старик.

Через три минуты после того, как я отключилась, от Сеймура пришла эсэмэска, и я прочитала ее у себя на экране. Тут же позвонила Жан-Марку Андре и оставила ему сообщение на автоответчике, попросив связаться со мной как можно скорее.

* * *

— Мадам Шафер! Неужели вы снова пешком? — встретила меня Роз-Мэй, смерив укоризненным взглядом.

Роз-Мэй — уроженка острова Реюньон, женщина в теле с сильным креольским акцентом. Она отчитывает меня всякий раз, как я к ней прихожу, словно я маленькая девчонка.

— Нет, конечно, — отвечаю я и иду за ней следом в кабинет на третьем этаже, где она ведет занятия, готовя нас к родам.

Акушерка просит меня лечь, потом осматривает, говорит, что матка еще не раскрылась, так что преждевременных родов опасаться нечего. С удовольствием замечает, что ребенок повернулся и теперь лежит как надо.

— Головка вниз, а спинка слева. Идеальное положение. Он, похоже, уже начал немного опускаться.

Она прижимает к моему голому животу датчики и включает аппарат, который записывает сердечный ритм моего малыша и сжатия матки.

Я слышу сердцебиение моего сына.

Я растрогана до слез, глаза у меня на мокром месте, и тут же у меня тоскливо сжимается сердце. Роз-Мэй объясняет, как я должна себя вести, если вдруг почувствую схватки, но случиться это должно недели через четыре, а может, даже через пять.

— Если схватки будут повторяться через каждые десять минут, примите спасфон и подождите с полчаса. Если боли пройдут, значит, ложная тревога. Но если боль усилится и…

Я чувствую, что в кармане куртки жужжит телефон, он совсем рядом со мной. Прерываю акушерку, привстаю и прижимаю к уху сотовый.

— Жан-Мари Андре, — сообщает голос в телефоне. — Получил на автоответчике ваше сообщение и…

— Спасибо, что позвонили, месье. Я капитан Шафер, один из следователей, которые занимаются делом убийства вашей бывшей жены. Вы, случайно, не помните, не теряла ли она что-либо незадолго до смерти?

— Теряла ли что-нибудь?

— Ну да. Что-нибудь из одежды? Может быть, безделушку? Кошелек?

— А какое это имеет отношение к ее смерти?