Сепаратист

— А мне тоже плевать, — вдруг вызверился Доменико. — Где были все эти люди, когда их очищали? Они только и могли, что прятаться и умолять, чтобы их не тронули. Единицы пытались сделать хоть что-то. И то, что сейчас им предлагают перемирие, это заслуга в большей степени именно Диего. Именно благодаря ему чистым показали, что они могут получить удар в ответ на свои деяния. Ты прости, Валерий, но ты не видел, что творилось в Памплоне. — Доменико вскочил и начал ходить по комнате из угла в угол. — Я говорил с людьми в Бургосе — основная волна геноцида вас просто миновала. До вас дошли отголоски. А я видел — сам видел, лично, что чистые делали с людьми. Поверь мне, с таким мириться нельзя. И знаешь, я уверен, что если мы продадим Диего, перемирие надолго не затянется. Сейчас в Риме сидят не те люди, с которыми можно договориться, особенно имея слабые позиции. Власти метрополии, чистые, не держат слово. Это если смотреть с позиции выгоды, на которой ты так замечательно сконцентрировался. Но я тебе другое скажу: я еще не забыл, из какого я рода. И я не запятнаю себя предательством, даже если это вовсе не будет выгодно.

Валерий, молча наблюдавший за метаниями приятеля, огорченно покачал головой.

— Этот парень ухитрился даже тебе задурить голову. Ну ладно. Раз уж я остался один, кто не лишился разума, придется мне побыть тем, кто удержит нас всех от катастрофы. Мои парни сейчас заберут все стреляющее у твоих. Заодно я забираю динамит. Не вскидывайся так, я тебе только добра желаю, — поднял руку Валерий. — Обязуюсь вернуть все сразу же после казни. А чтобы ты не наделал глупостей, я оставлю небольшую охрану. Они проследят за тем, чтобы ты вел себя прилично. Прости, дружище, но я просто обязан проследить за тобой, как старший товарищ. Уверен, твой отец, когда узнает об этой ситуации, полностью одобрит мои действия.

Доминус Алейр уже вышел за дверь, когда Доменико, сжав кулаки, тихонько прошептал: одобрит, что ты помешал освобождению моего брата? Если Диего убьют, у семейства Алейр появится кровный враг. И, боги свидетели, я буду первым, кто поддержит войну.

* * *

Последние несколько дней нормальная жизнь у меня начинается ночью. День поделен между общением с тюремщиками и долгим тоскливым разглядыванием потолка. Я не даю себе впасть в уныние, пытаюсь хоть немного двигаться, чтобы тело не обессилело окончательно. Но пока сил слишком мало, чтобы заниматься восстановлением подолгу. Остается только рассматривать каменные своды тюрьмы, следить, как солнечный луч из крохотного окошка под потолком, ползет по полу, отсчитывая часы, да строить планы, воплощать которые предстоит не мне.

— Послушай, разреши мне его убить? — этой фразой поприветствовала меня Кера, когда я заснул.

Я, конечно же, поинтересовался, кого. Рассказ богини окончательно подтвердил мои подозрения по поводу благородного Валерия Алейр. Это даже хорошо, что Доменико и Петра не смогут теперь устроить какую-нибудь дичь. Идея о побеге, которая пришла им в голову мне откровенно не понравилась. Собственно, я и сам вначале размышлял о чем-то подобном, однако быстро отказался. Я более чем уверен — за Доменико, как и за Валерием следят. И за их людьми — тоже. Так что устроить внезапное нападение не получилось бы. Да даже если бы и удалось что-то, уйти нам бы не дали. Слишком сложный план. Так что Валерий со всех сторон был прав, вот только добрых чувств у меня к этому римскому денди его правота не вызвала. Не люблю политиков — им приходится быть сволочами, даже если они действуют во благо. Откровенно говоря, промелькнула в голове мысль позволить Кере сделать то, что так хочется. Мелькнула — и тут же исчезла, как не состоятельная. Каким бы неприятным человеком ни был Валерий Алейр, и как бы сильно он не напакостил мне, пусть и чужими руками, он остается одним из тех, чьими стараниями целая взбунтовавшаяся провинция сейчас получает отсрочку в войне. А, главное, благодаря ему дорогие мне люди остаются в безопасности. Нет, доминус Валерий нужен живым.

— Не трогай его, — покачал я головой, выслушав Керу. — И вообще, постарайся сделать так, чтобы кроме Доменико тебя никто не видел и не слышал. Тебя и Ремуса тоже. Все, кому это интересно, должны решить, что ты исчезла, сгинула. Если уж мне тихо исчезнуть не светит.

Мы говорили еще долго. Причем, в основном я — пытался учесть все возможные варианты развития событий, и продумать любые случайности, и как этих случайностей избежать. Собственный расстрел — дело серьезное, здесь на авось не получится.