Сепарация: руководство для родителей

Это было первое января. Новый год. Меньше суток назад мы с мужем попрощались с трудным годом, молясь о том, чтобы наступающий был лучше. Хотя от нашего тихого дома до этого катастрофического бедлама была всего пара миль, казалось, между мной и пониманием, как человек может влачить столь жалкое существование, пролегли световые годы.

Да, спецназ по долгу службы внес свою лепту в разруху, но не нужно было иметь наметанный глаз, чтобы увидеть, что и до того, как полицейские нанесли свой неожиданный визит, этот дом был далек до опрятности.

– Смахивает на окружную свалку, – пробормотал мой муж, качая головой.

Дом снимался для одного человека, но, похоже, служил ночлежкой для множества. Здесь явно была вечеринка, и я пыталась угадать, сколько людей всего несколько часов назад праздновали здесь Новый год.

Когда мы смотрим полицейские шоу по телевизору, то не ощущаем особых запахов запустения, которые возникают в доме после того, как команда высококвалифицированных полицейских методично его обыскивает. Они витают в воздухе, свисают со стропил, точно ядовитые летучие мыши, готовые броситься в атаку.

Прошли недели с тех пор, как я в последний раз была в этом доме, и теперь он казался не таким, каким я его помнила. Я разинула рот, глядя на это убожество. Замерла столбом у кухонного разделочного стола, который несколько месяцев назад очистила и привела в порядок. Теперь содержимое шкафчиков было бесцеремонно вывалено со своих законных мест, рассыпано кучами по столам и полу. В алюминиевой раковине, точно в гигантской чашке Петри, в луже застоявшейся воды громоздились стопки грязной посуды. Осколки стекла блестели в протухшей еде, приставшей к тарелкам и столовым приборам. У меня скрутило желудок. Окно за кухонной раковиной оказалось разбито – причем снаружи. Оно было крохотное – слишком маленькое, чтобы кто-то мог попытаться вломиться через него внутрь.

– Дымовая шашка, – тихонько пояснил полицейский, а мне оставалось лишь кивнуть в ответ.

На плите стояли сковородки в корке застарелого жира. Пивные бутылки, банки от лимонада, переполненные пепельницы и такие же переполненные мусорные ведра оскорбляли все органы чувств. Полупустые бутылки виски, рома, текилы и водки рядами выстроились на столешнице, как часовые, каким-то чудом уцелевшие в недавней битве. Из-за случившегося переполоха соседи до сих пор опасливо выглядывали из окон, а местные бандиты кружили по кварталу на машинах, точно акулы вокруг перевернувшейся лодки. Передняя и задняя двери дома были сорваны с петель, замки выдраны с мясом и болтались, точно переломанные конечности. Кухонные ящики валялись на полу, все, что в них лежало, вывалилось наружу, точно мусор из перевернувшегося мусоровоза. Компакт-диски, видеоигры, DVD, разнообразная электронная аппаратура вперемешку со стопками одежды устилали кухонный пол. Достаточно было заглянуть в прилегающие столовую и гостиную, чтобы понять, что там такой же хаос.

В столовой, где не было никакой мебели, кроме пары книжных шкафов, стоял огромный стеклянный террариум с двумя большими змеями – насколько я могла понять, боа-констрикторами. Тишину нарушал только мерный гул тепловой лампы. Змеи выглядели здесь так же неуместно, как я себя ощущала. Темное предчувствие начало овладевать моей душой, посылая дрожь вдоль позвоночника.

Если я пойду и долиною смертной тени… (Псалтирь 22:4)

От фактов никуда не деться. Команда быстрого реагирования сделала свою работу, тщательно обшарив дом в поисках того, за чем пришла, перевернув все вверх дном.

Когда мы приехали, сотрудница полиции сказала одному из своих:

– Славный вышел рейд – «чистый», – как она выразилась. – От этого он так легко не отвертится.

Сказанное никак не укладывалось у меня в голове.

Этот «он» был моим единственным ребенком – моим сыном.

Куда бы я ни бросила взгляд, свидетельства полицейского обыска обнажали мои чувства, грозя выпустить боль, которую я упорно заталкивала внутрь.

– Бог ты мой, а на втором-то этаже какой бардак! – ахнул мой пасынок. – Это еще домовладелец не видел, что они натворили. Кто будет за это расплачиваться?

Он отпихнул ногой кучу грязного белья, пробираясь по комнате, – осторожно, словно боясь наступить на мину.

Скорее всего, я.

– Он сейчас в местной тюрьме вместе с парой своих приятелей. Сейчас праздники: неизвестно, когда ему предъявят обвинение, – сообщил полицейский моему мужу. – Можете попросить своего адвоката это выяснить.

Моего адвоката? Это вряд ли.

Стыд и неловкость захлестывали меня, заливая щеки краской, пока я смотрела, как муж разговаривает с полицейским в форме. Представитель пятого поколения коренных жителей этого маленького городка, мой муж не должен был оказаться втянут в эту позорную драму. Он такого не заслужил.

Никто из нас этого не заслужил.