Фарид огорченно покачал головой и изобразил на лице внимание.
— Кто это Хаджи Гамидулла, похороненный на вашем кладбище?
Фарид поднял умильное лицо к потолку и снова провел ладонями от ушей к подбородку:
— Святой это был щеловек. Вся поселка ему памютник ставили. Хотели мазар, — ну вроде мавзулей — только власти не пустили. В ту времю за религия ругали… Да, святой он был щеловек.
— А почему поселковые ставили? Сыновья не могли, что ли?
— Так не было у него сыновья! — почему-то возмутился Фарид.
— Ну, дочери, зятья…
— Я же говорю — святой он был! А знащит — детей не были….
— А племянники, сестры?
— Нет… Никого у него родни не были. Все люди — родня ему.
Хм… Это становится все интересней. Лекс видел надгробие этого святого. Специально ходил. Самый заметный камень на запущенном кладбище. Потому, значит, и избрали его… Да, интересно.
— Ему в октябре сто лет будет?
— Как в октябре?! Сто лет ему в январях отметили! Мы все отметили. Десятого января.
— Как же в январе? На камне написано 1 октября.
— Нищего подобное! Там по арабскому написана: пирвая мисяц и дисятая щисло. И когда умирла, — он провел ладонями по подбородку — восьмая мисяц, третья щисло. Там все написана.
Алексей замер в недоумении: если так свято это имя в семье Дмитрия, что же они даже даты перепутали?!
— Гамидулла-хозрат для нас святой щиловек. Мы его…
— Разве его не Хаджи звали?
— Хаджи — это знащит «святой». А звали его — Гамидулла. Гамидулла Нафисов. Он в самом деле — святая был. Все знал. Он такая умныя был. Говорил, здесь святая земля… Вот эта земля, — Фарид благоговейно потыкал пальцем в сторону пола. — Здесь, говорил, под нами море золота. Толька, говорил, золота эта щерная. Мы не понимали, а потом, когда Гамидулла-хаджа умер — Аллах Бисмолла! — ущенные геологи сюда приходили. Нефть искали… Только они не умный ущенные были. Гамидулла-хаджа щерез землю видел, а они — буровали, сверлили, нефть фонтан пускала, а они говорят — нету!
Алексей нахмурился: может, в этом причина ажиотажа вокруг участка? Но отбросил предположение: невнушительно выглядел этот Фарид. И неправдоподобным казался рассказ. Однако версия поселилась.
Не дождавшись звонка, Дима сам пришел к Бравину. Элегантный, непринужденный с черным кейсом в руке, он вошел в кабинет.
— Если гора игнорирует Магомета, Магомет сам идет к горе.
— Видимо, этот Магомет заядлый альпинист.
Рассмеявшись шутке, мужчины обменялись рукопожатиями.
— Что предложить: кофе, чай?
— О, это обнадеживающее начало! Надо ли понимать, что вы согласны?
— А разве я что-нибудь о деле говорил?
— Ну… такое расположение. Ваша приветливость…
— Приветливость — это незыблемая черта моего характера, — улыбнулся Лекс. — Как цвет глаз. Она неизменна для всех.
— Вот как, — помрачнел Дима. — А я решил, что наше… мое предложение вас заинтересовало. Вот, даже принес… — раскрыв кейс, он повернул его нутром к Алексею. Пачки денег, уложенные с каким-то бахвальством, должны были, по мнению Димы, стать очень убедительным фактором.
Этот старый прием — шуршание наличными — позабавил Алексея. Однако настроение не отразилось на лице. Игнорируя банковский натюрморт на столе, он с иезуитской вежливостью переспросил:
— Так, чай или кофе?
— Послушайте, Алексей Юрьевич. — Голос Дмитрия срывался от сдерживаемого негодования. — Я пришел не в кофейню. Не думаю, что ваш график позволяет вам так тратить… так время расходовать. Вы даже не спрашиваете, сколько в этом кейсе!
— А почему меня должны интересовать чужие деньги?
— Правильно: чужие! Именно так. Но вас они должны заинтересовать, потому что могут стать вашими.
— Именно эти — моими стать не могут.
— Вы считаете недостаточно… этой суммы? Здесь, как договорились…
— По-моему, мы ни о чем пока не договорились.
— Да что вам еще нужно?! Я вам предлагаю сумму в пять раз, — в пять! — превышающую реальную цену!
— Дмитрий… Дмитриевич… я правильно назвал отчество?.. Так вот, Дмитрий Дмитриевич: реальную цену может иметь кило яблок или там меховая шапка. А что касается обсуждаемого нами предмета — нет ему конкретной цены.
Это был момент истины. Сейчас, когда своими приемчиками Алексей довел оппонента до неуравновешенности, — можно было «подсекать»:
— Участок этот реальной цены не имеет. Ведь в его недрах может оказаться клад: золото, платина, нефть… — Он даже чуть нагнулся, чтобы не пропустить реакции визитера. И успел. Поймал. Взгляд лисицы, загнанной гончими в угол. Как у блудницы, шныряющей в портмоне клиента. Как у Дмитрия Дмитриевича Донского, знающего, что в той земле есть нефть. Много нефти!
— Так как насчет чая? — хотел спросить иронично, а вышло нервно.
Не ответил Дмитрий. Только сверкнув злыми глазами, защелкнул замок кейса и, не прощаясь, вышел.
А Лекс испытывал ликование: это подтверждение. Сто процентов!
В этом настроениии застал его Рудик, ввалившийся в кабинет.
— Этот
— Какой вертушок? — напрягся Бравин. Вовсе ему не хотелось, чтобы Дикий хоть краем уха услышал об этом деле. — Кого ты имеешь в виду?
— Да Димку Дона. Только что в подъезде с ним столкнулся.