Сепсис

— Я не знаю, кого ты считаешь «моими» людьми. Не знаю, кто тебя сопровождал. Это меня не касается. Я встретился с тобой, чтобы сказать: Бравин — мой человек. Кто прет на него — прет на меня. Кто поперек его пути встает — мне дорогу перекрывает. Ну и со всеми вытекающими последствиями. Я понятно сказал? — Дикий выразительно посмотрел на Павла, но тот и бровью не повел. Вернее, сделал короткое движение пальцем, еле заметное. Но адресованное не Дикому, а официанту. Тот, не бегом, но очень поспешно приблизился и почтительно замер.

«Вот падла! — завистливо восхитился Дикий. — Умеет же, курва, нести себя по жизни! Каждое движение, паскуда, в масть, в цель!»

Основания для зависти были. Дикий, сам Рудик Дикий сидел за этим столиком. К нему официанты подлетали на цырлах, с угодливыми рожами. Но это потому, что бздят они его! А этого — уважают!

— Стакан минеральной. Без газа, — заказал Фауст.

И здесь заметил Дикий различия: Вот, заказывает, ха! Смешно даже — воду минеральную. А посмотри, как солидно. И кельнер — как трепетно слушает, как солидно кивает! Ну, цирк! «Ведь не было этого трепета, когда он, Дикий, этому же казачку на двести баксов заказ сделал!.. — Хрен ты у меня чаевые получишь!» — гневно посмотрел он вслед официанту.

— А что так жидко? — поинтересовался у Фауста. — Газводу можно было и в лотке купить. А я, видишь, старался, угодить тебе хотел. А ты пиво с раками не любишь? Или меня укусить хотел? Стол, мол, дешевый! — Дикий был раздосадован и повел себя не очень умно.

Но Паустовский игнорировал эту мелкую истерику. Выпустив, вместо ответа, длинную струйку дыма, спросил с легким недовольством:

— Я не совсем понял, мы ради чего собрались?

— Я уже сказал: от моих людей — ручки шаловливые прочь!

— А какое отношение я имею к твоим людям и делам?

— Самое прямое: к Алексею Бравину через Димку подкатывался? Из-за земельного участка в Татарской ССР?

— Димка — это кто: Донской?.. Правильно, подкатывался Дон. Но разве с твоими людьми вообще не следует дел вести? Насколько я понимаю, земельный участок у этого Брагина не отнимали, а выторговывали. Не получилось — жопа об жопу — разбежались. Что здесь тебя возмутило?

— Э, Фауст, ты уже на гнилые заходы пошел! Считаешь, что похитить телку — жену его — это нормальное дело? Или коляску заминировать? Есть у меня в бригаде оторвы, махновцы беспредельные, но даже им в голову не придет таким макаром бизнес строить.

Сделав пару глотков из принесенного бокала, Фауст промокнул губы:

— О чем это ты? Какую жену? Какую бомбу? Может, у этого Бравина еще какие проблемы: астма бронхиальная или язва желудка? Так и это впиши. Я добрый. Все приму.

— Хочешь сказать, что к хищению жены Бравина — никаким боком?!

— Именно так.

— И машину его не ты заряжал?! А если я скажу, что вопрос этот мы уже пробили до самого дна. А на дне его знаешь, кто оказался?… Даю голову на отсечение — не угадаешь! Там оказался — Хохол!

— Хохлов Жора, что ли?

— Во-во. Жорка Хохлов. Или его тоже не знаешь? — Рудик скорчил шутовскую гримасу, но впечатления не произвел.

— Хохол — вольный стрелок. И ты это знаешь не хуже меня. Кто его заказал, тому он служит. Ко мне не приписан — ни юридически, ни фактически. И вообще, с Хохлом меня связывает всего лишь дружба! А дружба и бизнес — понятия разных уровней.

— «Разные уровни»? Хм… Интересный у нас разговор. А ведь стрелочка эта могла лет десять тому состояться. Тогда начальником охраны был у тебя Серый. Сергей Овчинников? Помнишь?

— Помню, — безразлично ответил Павел, глянув на часы.

— И что случилось с ним — тоже помнишь? А ведь ты не впрягся за своего сотрудника. Заметь: сотрудника, а не друга. Он-то в твоем «уровне» крутился!

— Точно. Сотрудник он был. И я действительно не «впрягся», но не потому, что безразлично мне было. Сразу после похорон мои люди провели собственное расследование. И выяснили, что Сергея грохнули не за служебныедействия, а за его личный грех. И на его казнь Маля дал добро… Ты же лицензию взял, а, Рудик? За убийство какого-то Буры. Так ведь?.. А еще скажу: если бы убили Сергея, когда он на службе находился, — я не посчитался бы ни с понятиями, ни с Малей. Рассчитался бы. Но все случилось в его выходной, так сказать, — в часы его досуга. Да еще — по справедливости. Так что я посчитал себя свободным от всяких вендетт.

— Да, тебя ни с какого боку не схватишь! Не потому, что скользкий, — ты не скользкий, а ловкий… Правда, обидно, что ни одного доброго слова о Сером не сказал: все же вместе работали, пили-ели и унесли его под Шопена. А про покойного — или хорошо, или ничего… Злой ты, Фауст.

— Нет, не злой. Это у меня в такой форме доброта проявляется.

— В общем, Серого ты не жалеешь — умер Максим, ну и хер с ним! Хохла — с потрохами сдаешь. А кого же ты ценишь? Уважаешь кого?

— Врагов, — без улыбки, твердо ответил Павел. — Умных врагов.

— Интересная мысль, только не совсем понятная. А я не люблю, когда непонятно. Ты можешь эту тему поконкретнее расфасовать…

— Мы встретились, чтобы пофилософствовать?