Сэр Евгений

— Да, отец.

— Раньше я не замечал за тобой подобного усердия. Что с тобой, сын?

Не успел я раскрыть рот, как в разговор вмешался священник:

— Сэр Джон, один только Господь может судить человеческие поступки!

— Всё в руках Божьих! — не стал спорить с ним барон. — Я вот почему позвал тебя, сын. Отец Бенедикт предложил отправить тебя в монастырь.

Я тут же вскинулся:

— Меня в монахи?! Какого чёрта! Я там ничего не забыл!

Хотел добавить ещё пару непечатных слов, но вовремя спохватился, а затем ещё и обругал себя:

«Какого хрена ты тут выступаешь, идиот несчастный! Заткнись и слушай!»

Барон, увидев мою вспышку, коротко усмехнулся в бородку:

— Вот сейчас ты, Томас, именно такой, каким я тебя помню!

Священник, в свою очередь, также не замедлил отреагировать на мои слова:

— Не богохульствуй, Томас! Не забывай, что ты исцелился только благодаря воле Божьей! Разве ты не понял, что Он в своей милости убрал душу грешника из его тела и вложил чистую, дав ему возможность стать истинным христианином? Господь милостив к тебе, Томас! Ты должен это помнить всегда и благодарить Господа денно и нощно! А где ты сможешь это сделать лучше, как не на освящённой земле!

Голос священника был тонок, слегка дребезжал, но от этого был не менее строг и резок. При последних словах он патетически простёр руку вверх, а уже в следующий момент с искривившимся от боли лицом схватился за сердце и навалился животом на массивный стол. Немного так постоял, потом слабо махнул рукой, дескать, всё в порядке, и медленно опустился в заботливо придвинутое телохранителем кресло.

Сомнений не было: к его святой любви к Богу, горевшей в душе, примешивалась простая любовь к человеку по имени Томас Фовершэм. Здесь, похоже, жила одна большая семья, пусть даже не связанная родственными отношениями. Взять хотя бы тревожные взгляды, которыми обменялись барон и телохранитель, когда старик схватился за сердце. А ещё я знал, что все трое любили меня, но при этом каждый, опять же, по-своему выказывал свою любовь ко мне.

— Отец Бенедикт, как вы себя чувствуете? — спросил барон.

— Всё хорошо, сын мой. Только будет лучше, если говорить будете вы. У меня что-то голова кружится.

— Хорошо. Томас, отец Бенедикт считает, что твоё помутнение рассудка это кара Божья за твои прежние грехи, — голос барона был ровен. — Он также думает, что твоё теперешнее состояние — это испытание для твоей души, сын! И как только Господь Бог посчитает, что ты стал на путь исправления, он вернёт тебе память! Ещё наш добрый священник считает, что твоя новая душа сейчас, как никогда, подвергнута соблазну со стороны врага рода человеческого.

— Это как понимать? На мою душу охотится дьявол?!

— Не упоминай имя врага Господа! — прошелестел отец Бенедикт.

«Не утерпел священник. Вставил свои пять копеек. Блин, взрослые люди, а чем занимаются? Я тоже хорош! Вечно лезу поперёк батьки в пекло! Что у меня за натура такая? Тебе добра желают. О душе заботятся, а ты… А что я? В рыцарях не удалось побыть, значит, попробую сделать карьеру в монахах!» — я просто не смог удержаться, чтобы не съязвить, пусть мысленно, когда узнал, из-за чего поднялся весь этот переполох.

— А что я буду в этом монастыре делать? Учиться на монаха?

— Отец Бенедикт говорит, что на освящённой земле монастыря, среди благочестия и набожности, ты должен укрепиться в вере, что, возможно, даст тебе полное исцеление.

— И сколько мне там придётся быть?

Тут священник опять вмешался:

— Пока не обретёшь крепость духа в борьбе с нечистым! Именно он наслал на тебя тот припадок! Только твоя истинная вера в Господа вылечит тебя, Томас! Я верю в это! Мы все верим в это!

Подумав, я решил, что это не самый плохой повод уехать из замка, так как влачить жалкое существование у меня не было ни малейшего желания. Чтобы понять это, мне вполне хватило двух с половиной недель местной жизни.

А так поеду, посмотрю, как живут люди, может быть, что-нибудь и придётся по душе. Люди, дело или ремесло.

— Томас, у меня есть старый друг, — сказал барон. — В молодые годы мы были неразлучны с ним, как братья. Сражения, вино, женщины… Всё испытали: и горечь поражений, и радость побед… Меч и вера были для нас защитой, как в духовной, так и в мирской битве, пока в одном сражении удача оказалась не на нашей стороне: я был тяжело ранен, Ричард Метерлинк тоже, да ещё и попал в плен. Я долго лечился, ничего не зная о нём, и только спустя полтора года узнал о его судьбе. Вернувшись из плена, он неожиданно для всех ушёл в монастырь. Мы не виделись с ним семнадцать лет, но я слышал много хорошего о нём и его богоугодных делах. Теперь он Глава Уорвикского аббатства. Думаю, что он, как бывший рыцарь и служитель Господа, сможет помочь тебе в выборе дальнейшего пути. К тому же его аббатство находится от нас всего в трёх днях пути.

— Когда отправляться?

Барон бросил взгляд на Джеффри. Тот ответил не сразу, сначала что-то прикинул в уме:

— Дня через четыре. Не раньше.

— Поедешь через пять дней, — подвёл итог нашей беседы хозяин замка.