Сэр Гибби

Глава 48 Необходимые мелочи

Из всего сказанного читатель наверняка уже понял, что воображение Донала было увлечено Джиневрой, а у него за воображением всегда следовало сердце, чтобы сполна разделить его восторг и радость. Но эта влюблённость (если по отношению к его чувству уже можно было употребить это самое избитое и самое неопределённое в мире слово) не только не мешала ему учиться, а напротив, изощряла его мышление и подталкивала его к новым высотам, чтобы он мог превзойти не своих соучеников, но самого себя. Конечно, были минуты (причём, весьма длительные), когда Донал начисто забывал про Гомера, Цицерона, дифференциальное исчисление и химию, думая о «милой барышне» (как он называл про себя Джиневру). Но очнувшись от забытья, он с новым рвением накидывался на учебники. Она была такой юной, совсем ещё девочкой, и в его любви не было места ни страху, ни ревности. Она представлялась ему небесно–чистым и кротким ангелом, и он, наверное, отвернулся бы от мысли о том, чтобы жениться на ней (если, конечно, у него вообще когда–либо появлялись эти помыслы, казавшиеся ему такими недостойными, что он не посмел бы даже вообразить себе подобное). Кроме того, эта мысль была слишком абсурдной, слишком невероятной для того, чтобы он увлёкся ею, потому что даже в самых дерзновенных помыслах, в самых смелых и фантастических мечтах и стремлениях Донал всегда искал истину, опирался на то, что есть на самом деле, любил правду и ни на шаг не отходил от реальности. Он просто хотел обрести благосклонность в глазах этой девочки.

Его мысли то и дело устремлялись к её образу, но лишь для того, чтобы вознести благоуханный фимиам её прелестной, женственной простоте. Всякий раз, когда в сердце ему слетала новая песня, он тут же думал о Джиневре: наконец–то, ему снова будет чем её порадовать! Интересно, многие ли поэты приносят возлюбленным свои дары с таким же благородным пылом? Хотя Джиневра читала приношения Донала с нескрываемым восхищением, она вряд ли могла оценить их по достоинству. Она ещё не стала женщиной настолько, чтобы воздать им должное, ведь в своём радушии и неразборчивости девичьи души готовы с одинаковым восторгом внимать и хорошему, и посредственному, если одно похоже другое хотя бы внешне. Сколько болезненных уколов испытали бы поэты, слушая восторженно–искренние похвалы возлюбленной своим стихам, если бы в тот же самый момент иной голос шептал им на ухо другие стихи, удостоившиеся такой же горячей похвалы из тех же милых уст!