Сэр Гибби

Утешившись и ободрившись, он побежал вниз, чтобы пойти к Доналу (не для того, чтобы рассказать ему о случившемся: такое он мог рассказать, пожалуй, только Джанет). Но тут, спускаясь по лестнице, он внезапно сообразил, кого именно напомнил ему мистер Склейтер, и снова побежал наверх, чтобы попросить у миссис Склейтер одолжить ему «Путешествие пилигрима». В домике Грантов это была одна из немногих книг, всегда стоявших на каменной полке. Джанет любила её, и Гибби перечитывал её множество раз. Миссис Склейтер послала его в свою комнату, сказав, где лежит книга, и через некоторое время Гибби убедился, что разглагольствования мистера Склейтера действительно напомнили ему речи господина Мирского Мудреца.

Когда Гибби не вернулся сразу, миссис Склейтер пошла на поиски, боясь, как бы из любопытства он не стал рыться в её вещах. Заглянув в комнату, она увидела, что Гибби сидит на полу возле книжного шкафчика, забыв про всё на свете и углубившись в разговор Христианина с Мирским Мудрецом — ой, прошу прощения: господином Мирским Мудрецом (ведь без своего титула он сущий ноль).

Вечером, когда мистер Склейтер поведал жене о своём утреннем разговоре с «юным фарисеем», она вдруг вспомнила, как Гибби сидел на полу, уткнувшись в «Путешествие пилигрима», и рассказала об этом мужу. Мистера Склейтера задело не то, что Гибби, по — видимому, сравнивал его с Мирским Мудрецом, а то, что жена именно так истолковала его поступок. Правда, ей он ничего не сказал. Будь он честнее и лучше, это стало бы ему хорошим уроком. Он же почувствовал обличение, но вместо того, чтобы покаяться, только оскорбился. Несколько дней он ждал, когда же этот несносный маленький овод появится в его кабинете с «Путешествием пилигрима» в руках, заложив пальцем нужную ему страницу, чтобы ужалить побольнее, и готовил ему сокрушительный удар. Но к тому времени Гибби уже начал кое — что понимать. Пусть он пока не был столь же мудрым, как некоторые змеи, но зато он всегда был проще многих голубей.

Священнику так и не удалось завоевать Гибби для мира, и в этом он убедился в следующее же воскресенье, когда во время первого песнопения взирал на общину с возвышенной башни своей кафедры, где он царил так важно и безраздельно. Скамья, где обычно восседала семья самого священника, находилась неподалёку от боковой двери, в которой то и дело появлялись опоздавшие прихожане. Среди них было два — три незнакомых человека, которых тут же проводили на свободные места. Песнопение ещё продолжалось, когда в дверном проёме показался никому не известный старик в бедной, поношенной одежде, похожий на нищего бродягу, постаравшегося изо всех сил придать себе более — менее благопристойный вид. Может быть, он пришёл в церковь, надеясь хоть немного побыть в тепле. Он неподвижно стоял у самого входа, опираясь на палку, и никто не обращал на него внимания — может быть, это вышло случайно, я не знаю. Но когда священник встал, чтобы произнести первую молитву, он увидел, как Гибби, услышав у входа слабое покашливание, мгновенно оглянулся, быстро и бесшумно поднялся, открыл дверцу скамьи, вышел в проход, взял старика за руку, повёл его за собой и усадил рядом с верной супругой священника, чинно сидевшей на своём месте в атласном платье и собольих мехах. Повинуясь настойчивости Гибби, старик уселся, смиренно и почтительно поглядывая на благочестивую матрону. К счастью для миссис Склейтер, места на скамье было ещё много, и она могла отодвинуться чуть дальше. Правда, старик последовал её примеру и пододвинулся, чтобы Гибби тоже мог сесть, но всё же между ним и ею оставалось достаточно места, так что она могла надеяться, что ни одно из тех зол, которых она так страшилась, не коснётся её даже краешком одежды. С кафедры священник с беспокойством смотрел на её красноречивое лицо, пылающее от гнева, негодования и неловкости. Боюсь, это слегка подпортило ему молитву, но честно говоря, это было не так уж и важно.

В то время, как супруги невольно подавали друг другу сигналы тревоги, мальчик, нарушивший спокойствие и священника, и его прихожанки, с безмятежностью летнего утра продолжал сидеть на скамье рядом с нищим стариком, почтительно притихшим из — за того, что к нему самому отнеслись с таким почтением. Священник же, читавший проповедь по стиху «Посему, кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть», впервые в жизни засомневался и подумал, не обманывает ли он себя и других. Но для того, чтобы падать, надо хотя бы раз встать на ноги, так что опасаться ему пока было нечего.