Сэр Гибби

Гибби любил всех людей и потому был способен любить Джиневру так, как Донал, будучи поэтом и пророком, пока не мог полюбить её. Рядом с самой страстной любовью неверующего мужчины любовь Гибби была, как солнце по сравнению с лесным пожаром. В ней была полнота нежности и правды. В блаженных делах милости он чувствовал себя, как рыба в воде. Это было его царство, тут он восседал на своём престоле. Именно эта всеобъемлющая любовь, составлявшая самую суть его существа и принимающая в свои объятия всё, что можно было полюбить, теперь изливала свет своих лучей на одно милое и родное существо. Всё это время его любовь к Джиневре росла, как цветущий благоуханный куст, а её признание низвело на этот куст небесное пламя, и из него поднялся огонь, не пожирающий и не опаляющий нежные ветви, но дающий жизнь и возносящийся вверх, домой.

Гибби не надеялся, не думал, не мог себе представить, что она может так его любить. Она отказала его другу — сильному, благородному, прекрасному поэту Доналу, и только её собственные уста могли убедить его в том, что сердце её склонилось к маленькому сэру Гибби, ничтожному оборвышу, который сам в себе видел одно горящее сердце, носящееся по миру в развевающихся лохмотьях. Его преданность смягчила всю её боль, возместила все недостатки, утолила все желания и закрыла дорогу жадному и ненасытному «я». Даже если какая — то неблагочестивая мысль и задумала бы помешать их покою, ей негде было бы укорениться и возрастать. Почва страданий попадает к нам с горных вершин гордыни, и приносят её потоки наших желаний.

Насколько же велика была радость Гибби теперь, когда тепло и аромат любви, которая с незапамятных времён изливалась из его сердца потоками утешения и исцеления, вдруг вернулась к нему в дуновении лёгкого и душистого весеннего ветерка, пробуждающего цветы своим нежным прикосновением! Теперь его сердце воистину было удивительным, счастливым даром, достойным того, чтобы Господь сотворил его. Если бы в тот вечер можно было собрать всё счастье жителей города в одну большую волну, она не поднялась бы и до половины того могучего вала, что рвался к небу из ликующей души маленького сэра Гибби.

Он вошёл во двор старого дома Гэлбрайтов. Но не могла же его внутренняя радость превратиться в солнечные лучи и осветить каменные плиты? Откуда взялся этот свет? Гибби поднял глаза. Окна спальни миссис Кроул были ярко освещены. Он открыл дверь и торопливо взбежал наверх. На лестнице его встретил запах чего — то горелого, с каждым шагом становившийся всё сильнее.

Гибби распахнул дверь спальни миссис Кроул и увидел, что ситцевый полог её кровати полыхает до самого потолка. Он кинулся к кровати, но миссис Кроул там не было. Гибби вскочил на кровать, сорвал горящие занавеси, кинул их на одеяло и начал поспешно затаптывать огонь ногами. Пламя уже почти погасло, и Гибби потянулся было наверх, чтобы снять тлеющие обрывки балдахина, как вдруг услышал чей — то стон. Он посмотрел вниз. У подножия кровати безвольной кучей тряпья лежала миссис Кроул в своём шёлковом платье, мертвецки пьяная, с опухшим красным лицом, полуприкрытыми глазами и широко открытым ртом. Тлеющий обрывок ткани упал ей прямо на лоб. Она открыла глаза, посмотрела вверх, испуганно вскрикнула, снова закрыла глаза и больше уже не двигалась, а только тяжело дышала. С одной стороны возле неё валялась бутылка, а с другой — медный подсвечник, чья свеча давно превратилась в лужицу воска.

С помощью кувшина с водой и приготовленной ему ванны Гибби потушил, наконец, последние языки пламени и мог теперь заняться миссис Кроул. Она дышала так тяжело и хрипло, что он испугался. Он принёс ещё воды, омыл ей голову, положил ей на лоб влажный платок, а потом уселся рядом на стул и стал ждать. Странная это была картина: полночь, чёрная, полусгоревшая постель, на полу — безобразное, полумёртвое тело, а рядом — грустный, но всё же… я чуть не сказал, светящийся от счастья, юноша.

Ночь тянулась медленно. Наконец забрезжило серенькое утро, стылое и безрадостное. Миссис Кроул вздрогнула, пошевелилась, с трудом подтащила себя к спинке кровати, села и, зевая, потянулась. Гибби поднялся и встал над нею. Тут она заметила его, и дикий ужас исказил её отупевшее лицо. Она взглянула на него, потом в панике обвела глазами комнату, как будто неожиданно проснувшись посередине адского пламени. Он взял её за руку и потянул. Она послушно поднялась и встала, мгновенно протрезвев от страха.