— Конечно нет, раз он пишет, что ему нужны вы. Я бы растерялась. А может быть, он хочет сделать для Дискуса что-нибудь необыкновенное!
— Да, я и сам об этом думал, — сказал сэр Джордж, стараясь изобразить некоторое недовольство. — Что ж, значит, надо идти. Благодарю вас, Никола.
Он позвонил Элисон, которая все еще терзала его требованиями вызвать на бой и уничтожить презренного сэра Майкла вместе с Комси, и тут сэр Джордж сделал ошибку, и, как впоследствии выяснилось, ошибку роковую, намекнув, что разговор со старым Маунтгарретом Кемденом — первый выпад в новой и энергичной схватке с Комси. Его жена пришла в восторг. Она обожала музыку Кемдена и восхищалась великим стариком.
— Только Бога ради не говори и не делай глупостей, Джордж. Помни, что это все равно, как если бы тебя вызвал Брамс. Умоляю тебя, милый, попытайся понять…
И по дороге в отель сэр Джордж усиленно пытался понять — и как будто наконец понял.
А между тем в Мейфэре, на Принсес-плейс сэр Майкл беседовал со своим заведующим отделом общественных сношений Эдгаром Хоукинсом.
— Сам Маунтгаррет Кемден, представляете себе? — восклицал сэр Майкл, не пытаясь скрыть восторг. — Прислал мне приглашение — прийти к нему в Гиззардс-отель ровно в одиннадцать тридцать. Сейчас надо идти. Не был в этом отеле тысячу лет. Думал, его в войну разбомбили. Гиззардс-отель, о Господи! Какую ночь я там провел однажды, в год окончания Оксфорда.
— Женщина? — Хоукинс, будучи холостяком, питал чисто академическую страсть к не слишком скабрезным анекдотам. Это была одна из причин, почему ему доставляло удовольствие работать с сэром Майклом, откровенным воплощением всего, что Хоукинс схоронил в душе.
— Она сидела за соседним столиком в ресторане, и ее за что-то пробирали отец и муж, ужасающие типы. И вдруг в самом разгаре ссоры она посмотрела на меня — и подмигнула! Ну вот, это и было началом удивительно странного вечера. Но вернемся к нашей мышиной возне, Эдгар. И забудьте на время ваши китайские черепки. Теперь, когда Маунтгаррету Кемдену исполнилось восемьдесят, он стал сенсацией; а раньше, когда он писал лучшие свои вещи, ему, наверно, не уделяли и двух строк. Лондонская пресса любит тех, кто выживает. Да, сенсация, Эдгар, сенсация!
— Да, конечно, я это учитываю. — Хоукинс очень серьезно относился к своим обязанностям заведующего отделом общественных сношений, и часто можно было видеть, как он мрачно листает самую ходкую прессу. — Если он хочет обсудить с вами какие-нибудь мероприятия в области музыки, то я гарантирую, что это привлечет внимание газет.
— Который час? Пора идти. Отлично, Эдгар, кажется, тут мы опередили Дискус, так что будьте готовы расписать про нас во всех газетах.
— Но ведь вы сразу вернетесь, директор! Это может оказаться необходимым.
— Вернусь, вернусь, обещаю вам.
Только такой человек, как Маунтгаррет Кемден, старый и знаменитый, которому на все было наплевать, мог остановиться в Гиззардс-отеле, подумал сэр Майкл, спрашивая номер. Узкие кривые коридоры, ярчайшие синие и красные дорожки, закрепленные на ступеньках гигантскими прутьями, у дверей — медные кувшины с горячей водой и немыслимого вида башмаки. И всюду, как прежде, стены выкрашены коричневой краской безнадежно тусклого тона. Те же коридорные, только искалеченные подагрой и посиневшие от плохого кровообращения, спотыкались под тяжестью огромных блюд с металлическими крышками. Неотесанные девчонки из глуши Ирландии, переодетые горничными, трещали и топали, перебегая из номера в номер. Лифт, дрожа от старческого гнева, поднял сэра Майкла на третий этаж.
И тут, на первом же повороте, он столкнулся лицом к лицу с сэром Джорджем Дрейком. Оба рыцаря уставились друг на друга с удивлением, тут же перешедшим в явную неприязнь.
— К Маунтгаррету Кемдену? — спросил сэр Майкл.
— К нему. Он просил тебя зайти в половине двенадцатого?
— Да, Джордж. Зачем, не знаю. И, говоря откровенно, мне это уже не нравится.
— Мне тоже, — мрачно сказал сэр Джордж. — Что ж, давайте искать его номер. Там я уже смотрел.
В гостиной, которую они наконец нашли, было много красного дерева и ярко-голубого плюша, тут же сидел сам Маунтгаррет Кемнтгаррет Кемден в очень старом халате, а с ним — Спайк Эндрюс, композитор, причинивший им столько неприятностей. Маунтгаррет Кемден коротко поздоровался с ними, потом обернулся к Спайку Эндрюсу, который, к величайшему облегчению сэра Майкла и сэра Джорджа, собирался уходить.
— Даю вам обещание, мистер Эндрюс, — сказал Маунтгаррет Кемден, — что вы получите нужную гарантию, и я буду на вашем концерте. Ненавижу давать обещания: вечно я их сдерживаю. И помните — нужна специальная репетиция, фаготу и гобою в адажио она очень понадобится.
Эндрюс ушел, и старик размеренным тяжелым шагом вернулся к дивану и, казалось, заполнил его целиком. Он хмуро посмотрел на обоих благородных джентльменов, глядевших на него, вернее, робко поднявших на него взоры, — оба сидели в низких креслах.