Сэр Найджел

— Верно, к ним в когти попал какой-нибудь бедняга, вот как я тогда. Пошли, Сэмкин, вон туда. Укроемся в канаве, где режут торф. Ага! Вот она. Только стала пошире и поглубже. Не отставай от меня, и по ней мы доберемся почти до самого дома их короля.

Они пригнулись и крадучись пошли по дну канавы, полной чернильного мрака. Внезапно Саймон схватил Эйлуорда за плечо и прижал к стенке канавы. У дальнего ее конца послышались шаги и голоса. Вдоль нее неторопливо шли два человека, а потом остановились почти над припавшими к земле товарищами. Эйлуорд видел их силуэты на фоне звездного неба.

— Ну, чего ты ворчишь, Жак? — сказал один на своеобразной смеси французского и английского. — Le diable t'emporte[16], брюзга проклятый. Ты вон женщину выиграл, а я так с носом остался. Чего же тебе еще надо?

— Тебе хорошо: выиграешь что-нибудь со следующего парусника, mon garcon[17], а мне теперь ждать да ждать. Женщина, как же! Старая карга — крестьянка, желтая, как лапа коршуна. Гастон всего-то девятку выбросил против моей восьмерки, а досталась ему такая нормандочка! Дьявол побери игральные кости! Хочешь, я продам тебе мою старуху за бочонок гасконского?

— Лишнего вина у меня нет, а вот бочонок яблок дам, — ответил второй. — Я его забрал с «Петра и Павла», фалмутского парусника. Ну, того, что разбился в бухте Кру.

— Ну ладно. Яблоки твои небось уже сморщились, да старуха Мари сама, как печеное яблоко, так и по рукам. Пойдем запьем уговор.

Их шаркающие шаги замерли в темноте.

— Ты когда-нибудь слышал такую пакость? — тяжело дыша, прошептал Эйлуорд. — Ты слышал их, Саймон? Старуху — за бочонок яблок! А эту девушку из Нормандии и вовсе жалко. Неужто мы завтра не высадимся здесь и не выкурим всех этих водяных крыс из их гнезда?

— Нет. Сэр Роберт не станет тратить ни времени, ни сил, пока не доберется до Бретани.

— Командуй тут мой маленький сквайр Лоринг, все женщины на этом острове были бы свободны уже назавтра.

— Что так, то так, — ответил Саймон. — Он ведь из женщин идолов делает на манер свихнувшихся странствующих рыцарей. А сэр Роберт настоящий воин и думает только о своей цели.

— Саймон, — сказал Эйлуорд, — тут темновато, да и мечами махать тесно, но коли ты вылезешь на открытое место, я тебе покажу, настоящий воин мой господин или нет!

— Тш-ш! Ты, выходит, его не умней! Нас ждет дело, а тебе приспичило искать со мной ссоры, — пробурчал Саймон. — Я же ничего плохого про твоего господина не сказал. Только, что он из тех, кто гоняется за мечтами да выдумками, а Ноллес ни вправо, ни влево не глядит, идет прямо туда, куда нужно. А ну пошли, время на исходе.

— Саймон, слова твои и не верны и не честны. Когда вернемся на корабль, мы об этом потолкуем. А теперь показывай дорогу, поглядим, какая еще дьявольщина тут деется.

Через полмили они приблизились к большому дому, стоящему особняком. Разглядывая его из канавы, Эйлуорд обнаружил, что сооружен дом из обломков множества кораблей — каждый его угол завершался корабельным носом. Внутри пылали факелы, и громовой бас распевал веселую песню, припев которой подхватывал дружный хор.

— Все хорошо, малый, — ликующе шепнул Саймон. — Это король поет. Любимую свою песню «Les deux filles de Pierre»[18]. Клянусь Богом, у меня сразу спина зачесалась. Подождем тут, пока его гости не разойдутся.

Час за часом сидели они в канаве и слушали буйные песни — и английские, и французские, — но все более непристойные и бессвязные. Потом в доме вспыхнула драка — шум поднялся такой, словно в клетку с дикими зверями сторож бросил кусок мяса. Затем громкий топот и выкрики встретили предложение выпить за кого-то.

Только один раз их долгое одиночество было нарушено. Из дома вышла женщина и, понурив голову, начала расхаживать взад и вперед перед дверью. Она была высокой и стройной, но ее лицо скрывал монашеский плат. Однако согбенные плечи и медлительные шаги говорили о неизбывной тоске. Внезапно она простерла руки к небу, словно давно отчаялась найти помощь у людей. Затем медленно вернулась в дом. Минуту спустя дверь распахнулась, оттуда, спотыкаясь, вывалилась растрепанная ватага, и ночная тишина огласилась дикими воплями. Взявшись под руки и заведя хором песню, они прошли мимо торфяной канавы, и голоса их начали один за другим замирать внутри их жилищ.

— Вперед, Сэмкин, вперед! — воскликнул Саймон и, выпрыгнув из их убежища, метнулся к двери.

Ее еще не заперли. Товарищи ворвались внутрь, и Саймон задвинул засовы, чтобы им никто не помешал.