Перед ними было большое сводчатое помещение, ярко освещенное факелами. В дальнем конце его с ревом пылал очаг. Перед ним, прикованные к столбам, стояли три раздетых догола человека. Цепи были наложены так, что, сколько бы несчастные ни старались, они не могли выйти из круга испепеляющего жара. И все же столбы были достаточно далеко от огня, так что, если у пленных хватало сил непрерывно передвигаться с места на место или поворачиваться, подставляя пламени то одну часть тела, то другую, настоящих ожогов они не получали. Поэтому они как бы танцевали перед очагом, непрерывно кружась, подпрыгивая, бросаясь в стороны насколько позволяли цепи, усталые до смерти, с вываливающимися, черными от жажды, растрескавшимися языками, лишенные возможности хоть на миг остановиться и передохнуть от этой судорожной пляски.
Но еще больше поразило вошедших то, что они увидели по обеим сторонам помещения, откуда и шли глухие стоны и завыванье, которые они услышали еще за дверью. Вдоль стен располагались большие бочки, в каждой сидело по человеку; их головы торчали сверху. Все они непрерывно двигались, а в бочках плескалась и переливалась вода. Бледные, изнуренные лица все разом обратились к распахнувшейся двери, и возглас изумления и возникшей вдруг надежды сменил протяжные стоны отчаянья.
В то же мгновенье два человека в черном, сидевшие за флягой вина у стола неподалеку от очага, вскочили на ноги и в немом изумлении уставились на вторгшихся. Промедление отняло у них последний шанс на спасенье. Посреди комнаты виднелись ступени, ведущие к главной двери.
С быстротой дикой кошки Найджел бросился к ней и на один шаг опередил стражей. Они повернули к другой двери, ведущей в проход, но Саймон и два других копейщика оказались к ней ближе. Два удара, два кинжала, вонзившихся в извивающиеся тела, и негодяи, исполнявшие волю Мясника, трупами легли на пол собственной бойни.
Какие радостные крики и благодарственные молитвы слетели тут с бескровных губ узников! Какой свет нечаянной надежды вспыхнул в измученных, провалившихся глазах! И не успей Найджел словом и жестом заставить их замолчать, этот безумный хор мог бы всполошить всю крепость.
Он открыл дверь, что была у него за спиной. Вверх, в темноту, вела винтовая лестница. Он прислушался, но сверху не доносилось ни звука. Снаружи в замке железной двери торчал ключ. Найджел вытащил его и повернул изнутри. Теперь занятым позициям ничто не угрожало, и они могли заняться несчастными узниками. Несколько ударов — и цепи с тех, кто плясал перед очагом, были сбиты. С каким-то хриплым радостным карканьем они бросились к бочкам с водой, в которых сидели их товарищи, и, опустив, как лошади, головы в воду, пили и пили. Тех же нечастных, кто был в бочках, наоборот, тут же вытащили из воды. Бледные, отекшие, они тряслись от холода, и когда с них сбили цепи, онемевшие ноги отказались им служить — они попадали на пол и, извиваясь, словно червяки, пытались подползти к Найджелу, чтобы поцеловать ему руку.
В самом углу лежал Эйлвард, с него стекала вода; он вконец обессилел от холода и голода. Найджел подбежал и приподнял ему голову. На столе все еще стоял кувшин вина, из которого пили два стражника. Найджел поднес его к губам лучника, и тот сделал большой глоток.
— Тебе лучше, Эйлвард? — спросил сквайр.
— Лучше, гораздо лучше, но будь я проклят, если еще хоть раз в жизни прикоснусь к воде! А вот бедняга Дикон умер, и Стивен тоже — их убил холод. Я сам промерз до мозга костей. Позвольте мне опереться на вашу руку, я хочу к огню, надо разогреть замерзшую кровь, чтобы она опять побежала по жилам.
Странное это было зрелище: двадцать голых солдат, сгрудившихся полукругом на полу перед очагом и протягивающих прямо к пламени трясущиеся руки. Вскоре, однако, языки их оттаяли, и они принялись наперебой рассказывать, что с ними произошло, повествование то и дело прерывалось радостными возгласами и словами благодарения святым, пославшим им освобождение. За все время, что они пробыли в плену, во рту у них не побывало ни крошки пищи. Мясник предложил им присоединиться к его гарнизону и со стен крепости обстреливать своих товарищей. Они отказались, и тогда-то он отобрал трех из них для казни.
Остальных затащили в подземелье, куда за ними последовал и грозный тиран. Каждому задали один-единственный вопрос — горяч он по натуре или холоден? И били до тех пор, пока не получили ответа. Трех, кто признался, что они холодны, обрекли на пытку огнем. Остальных, ответивших, что натура у них пылкая, приговорили к мукам в холодной воде. Время от времени этот дьявол в человеческом обличье приходил в подземелье, чтобы насладиться их страданиями и узнать, готовы ли они теперь служить ему. Трое согласились, и их увели. Остальные были тверды, и двое даже заплатили за это жизнью.