Сэр Найджел Лоринг

Чтобы лучше поразмыслить, епископ проворно вскарабкался на лошадь.

— Если тут орудует нечистый, — сказал он, — мое место там, возле короля. Certes[32], если лошадь желта, как сера, неподалеку и сам дьявол. Клянусь, я видел, как из ноздрей у нее пошел дым с огнем. Ей в самый раз скакать с доспехами на спине, которые сражаются, хотя в них никого нет.

— Не спешите, отец епископ, — остановил его какой-то рыцарь. — Может быть, все так и есть, как вы говорите, только сотворила это человеческая рука. Когда я воевал на юге Германии, я видел в Нюрнберге металлическую фигуру, которую сделал один оружейник, — так она могла скакать на лошади и владела мечом. Если это такая же…

— Благодарю вас всех, господа, за честь, — раздался гулкий голос распростертого тела.

При этих словах даже доблестный Мэнни вскочил в седло, а несколько человек, как безумные, бросились врассыпную, подальше от ужасного тела, и лишь немногие, самые смелые, еще мешкали возле него.

— Больше всего, — продолжал гудеть голос, — я признателен благороднейшему рыцарю сэру Уолтеру Мэнни за то, что он, позабыв о своем высоком положении, снизошел до простого сквайра и скрестил с ним оружие.

— Клянусь Господом Богом, — сказал Мэнни, — если это и дьявол, у него очень изысканная речь. Я вытащу его из доспехов, черт возьми.

С этими словами он снова соскочил с лошади и, засунув руку в щель латного нашейника, крепко ухватил прядь золотистых кудрей Найджела. Найджел вскрикнул, и Мэнни окончательно убедился, что доспехи скрывают человека. В то же мгновение взгляд его упал на отверстие в нагруднике, который служил как бы забралом, и он разразился глубоким грудным смехом. Король, Принц и Чандос, которые с самого начала следили за всем происходящим издали и от изумления не могли ни вмешаться, ни вымолвить хоть слово, теперь, когда все стало понятно, давясь от смеха, подъехали к остальным.

— Вытащите его оттуда, — приказал король, держась за бока, — пожалуйста, снимите с него все это и освободите его. Много раз я бился на поединках, но, только глядя на этот, едва не вылетел из седла. Сквайр лежал так неподвижно, что мне показалось, будто удар о землю вышиб из него дух.

Найджел, и верно, пролежал все это время почти без памяти. Он знал, что с него сбили шлем, но никак не мог понять, чем вызваны всеобщее изумление и переполох. Теперь же, высвобожденный из громадной кольчуги, в которой он был заключен, как орех в скорлупе, он стоял, щурясь на яркий свет и сгорая от стыда из-за того, что придворные смеются над ним, поняв маленькую хитрость, на которую его вынудила унизительная бедность.

Доброе расположение духа вернул ему король.

— Вы доказали, что владеете оружием отца, — сказал он, — и достойны носить его имя и герб, ибо в вас жив дух, который в свое время его прославил. Но я знаю, что ни он, ни вы не потерпели бы, чтобы у вашего порога умирала с голоду алчущая толпа. А посему прошу вас, ведите нас в дом, и если трапеза окажется такой же изысканной как забава перед ней, празднество удастся на славу.

Глава Х Как король встретил своего сенешаля из Кале

Худо пришлось бы доброму имени Тилфордского дома и его правительнице, старой леди Эрментруде, если бы вся королевская свита, маршал двора и маршал поля, лорд — главный судья, камергер и телохранители собрались под одной крышей. Но предусмотрительность и тонкие маневры Чандоса отвели беду — часть свиты расположилась в монастыре, другая проследовала дальше и воспользовалась гостеприимством сэра Роджера Фиц-Аллена в Фарнемском замке. В гостях у Лорингов остались только сам король, Принц, Мэнни, Чандос, сэр Хьюберт де Бег, епископ и еще два-три человека.

Хотя общество было немногочисленно, а обстановка более чем скромна, король не изменил своему пристрастию к тонкостям пышного церемониала, которым он так славился. С мулов снимали поклажу, взад и вперед сновали оруженосцы, в спальнях готовили ванны, развертывали шелка и атласы, мерцали и позванивали золотые цепи, так что, когда наконец под звуки двух придворных трубачей все общество расселось за столом, оно являло картину блистательную и прекрасную, равной которой еще никогда не видывали почерневшие балки старого свода.