Сэр Невпопад и Золотой Город

Кейт все еще суетилась; она отошла от большого зеркала, и я, встав на ее место, оглядел себя. Сегодня я был одет в черную кожу, а плечо закрывала короткая черная накидка. Борода, которую я решил не сбривать, была аккуратно подстрижена, и я был рад увидеть, что губы кривятся в привычной ухмылке. Сочувствие, которое я мог испытывать к Шейри, растворялось, как бумага в воде. Она сама во всем виновата, решил я окончательно. Я же просто делаю то, что назначила мне судьба.

Да… судьба. Я начинал все больше и больше в нее верить. Я понял, что судьба — это не то, когда вам предсказывают, кем вы станете, а вы потом стараетесь это исполнить. Наоборот — судьба, это когда вы добились чего-то, а потом, глядя на достигнутое, решаете, что все это определено вам небом.

В душе у меня еще оставались старые опасения. Кажется, Шейри обладала небывалым запасом жизней и удачи, и я побаивался, что ей каким-то образом удастся выбраться живой из теперешнего затруднения. Если так случится — то есть если она спасется, — тогда она не успокоится, пока не отомстит. Да, наверное, я был безумен, когда даже думал о том, что можно позволить ей убежать. Тогда я обманывал сам себя, считая, что Шейри никакой угрозы не представляет. Будто для того, чтобы затеять что-нибудь против меня, ей нужны были какие-то помощники и заговорщики! Хорошенько подумав, я понял, что она и только она представляла реальную опасность. Она никогда не перестанет интриговать против меня.

Почему?

Из зависти. А как же иначе? Она видит, чего я достиг в жизни, как я ее перерос. Она знает, что камень, который она так хочет получить, находится у меня. Да, она хорошо замаскировала свои мотивы высокими словами и обвинениями в мой адрес, но все это — только уловки. Она хочет моего падения, потому что ей невыносимо видеть, как высоко я поднялся. В Шейри нет ни величия, ни мудрости, ни ума, ни загадки. Она просто хорошенькая ревнивая ведьмочка, и ее ждет судьба всех, на кого она похожа.

— Но мне почему-то грустно, — произнес я заключительную мысль в цепочке своих размышлений неожиданно (даже для самого себя) вслух.

Кейт, которая была занята тем, что пристраивала на голове тиару, остановилась.

— Почему, любовь моя? — спросила она.

— Потому что придется казнить Шейри.

Она замерла и даже опустила руки, хотя тиара все еще была не закреплена.

— Ты же не собираешься…

— Помиловать ее? — Я яростно замотал головой, надевая перевязь. — Конечно нет.

Кейт с облегчением вздохнула.

— Это очень хорошо, потому что она представляет для тебя нешуточную угрозу. Если ты ничем не дорожишь, ты должен подумать о своей безопасности и избавиться от этой колдуньи.

— Да, я знаю, — ответил я, прилаживая меч. — Это все потому, что она злится, видя, какого успеха я добился. Она просто страдает от ревности. Когда она умрет, все ее страдания прекратятся.

— Нет, любовь моя, — заверила меня Кейт, подходя и обнимая меня за плечи. — Ее страдания как раз начнутся, когда после смерти она будет гореть — за то, что злоумышляла против тебя. У богов на ее счет недобрые планы, я это чувствую.

— У богов недобрые планы на счет каждого, дорогая, — рассмеялся я. — Не следует особенно на них полагаться. Кто знает, что ждет нас в будущем, и не случится ли так, что наши судьбы окажутся еще горше, чем судьба этой плетельщицы.

— Такого не может быть, — уверенно отвечала Кейт.

И она протянула мне руку, которую я как мог учтиво вложил в свою. И вот мы вместе направились во двор, чтобы посмотреть казнь крайне противной Шейри.

Двор был битком набит людьми — похоже, здесь были все, кто обитал в стенах крепости Бронебойсь. Бродячие продавцы продавали всякую всячину, а толпа охотно покупала все их товары. Самым ходовым оказалась блуза, на груди которой красовался силуэт повешенного. Мальчишки, все в колпаках палачей, гонялись за визжащими девчонками и пытались поймать их затягивающейся петлей. Покупателям предлагались кусочки жареного мяса на маленьких шпажках, они назывались «котлетки на колу». В одном углу давали свое представление кукольники. Я мог видеть, что героем спектакля являюсь я сам в виде куклы (которая весьма на меня походила), разделывавшийся с другой куклой при помощи миниатюрной лопатки.