Серафим

Тобиас красноречиво нахмурился, в то время как я рассмеялась, когда Ашер пропустил свои пальцы сквозь мои, а затем погладил живот, где моя душа освободила место для новой. Той, которую мы создали вместе и которой со дня на день предстояло появиться на свет.

– Если будет мальчик, он придет к тебе, Тобиас, – пообещала я.

Он подмигнул мне, пока я тащила любовь моей вечной жизни по коридорам его юности к коридорам моего детства.

Когда мы приземлились в Гильдии 24, Мира как раз выходила из столовой.

Своим самым надменным голосом она произнесла:

– Фреска Селесты напоминает хаос, если тебе интересно, Сераф.

Ашер усмехнулся.

Я закатила глаза.

– Ох, Мира, ты обожаешь мою фреску. – Сжимая руку Ашера в ладонях, я потянула его в атриум как раз в тот момент, когда открылась входная дверь. – Найя!

Она подпрыгнула, очевидно, не ожидая увидеть приветственный комитет – как она могла не ждать, что мы будем здесь, остается загадкой.

Ашер изучал лицо за золотистой копной волос, всматриваясь в бархатные глубины ее обсидиановых глаз.

– Итак, motasheh? Как все прошло?

– Невероятно. – Ее губы изогнулись. – Думаю, я даже выполнила свою миссию.

– И с чего ты это предположила? – спросил он, делая вид, что не знает о ее успехе.

Я хотела покачать головой, но позволила ему продолжить свой фарс.

– Ну, во-первых, Мирабель позвонила сводному брату и мачехе перед моим отъездом и попросила у них прощения в моем присутствии. Во-вторых, – Найя изогнула руку, чтобы дотянуться до спины, – если только я не подобрала ворс с дивана, на котором просидела бо́льшую часть дня, что-то мягкое растет прямо… здесь.

Я раскачивалась на носочках, как ребенок, слово «победа» балансировало на кончике моего языка.

– И последнее: ama, похоже, вот-вот лопнет, и точно не из-за ребенка.

Ашер искоса взглянул на меня.

– И правда. – Он провел пальцами по моей увеличенной талии, получив в ответ легкий трепет.

Я накрыла его руку своей.

– Раз ты еще не сказал ей, то скажу я.

Улыбка Найи стала шире.

– Я выполнила миссию, да?

– Да, nayaleh, – выдала я.

Наш нерожденный ребенок толкнул руку Ашера с такой силой, что он не мог принять это за крошечный стук моей души.

– Да! – Найя закружилась, волосы разметались веером, точно золотые клинки, которые арелимы носили пристегнутыми к бедрам. – Я выполнила миссию, офан!

– Давно пора, неоперенная, – сказала Мира раздраженным тоном, уже не способным кого-либо обмануть. – Что ж, давай посмотрим на них.

Найя развернулась, кости крыльев выпирали из ее черной майки. Мой взгляд пробежался по изогнутым линиям, выискивая разноцветный пух. Мне потребовалось дважды приглядеться, чтобы увидеть маленькие пушинки, растущие на вершине каждой кости.

Найя заглянула через плечо.

– Ну? Какого они цвета?

Я устремила взгляд на Ашера, затем на Миру и, наконец, вернулась к Найе.

Ее улыбка дрогнула.

– Что такое? – Она собрала растрепанные волосы и откинула их с плеча. Когда ее взгляд, наконец, остановился на новых пушистых наростах, она шумно вдохнула, и ее взгляд переместился на отца.

Потрясенный.

Вопросительный.

Огорченный.

Мы никогда не говорили Найе о ее происхождении, и, что самое удивительное, все офанимы хранили молчание, но как долго мы еще сможем держать это в секрете теперь, когда тайна запятнала ее перья?

Полагаю, пока у Адама не появятся придатки, моя теория лишь домысел, но если его перья тоже окажутся черными…

Ашер тяжело сглотнул.

– Они великолепны, motasheh. Абсолютно великолепны.

Я отпустила руку Ашера, чтобы переплести свои пальцы с пальцами Найи.

– Я, например, невероятно завидую. Ты получила мой любимый цвет, а я застряла с оттенком, который совсем не сочетается с моим гардеробом.

Мира прищурилась на перья Найи, ресницы слегка дрогнули.

– Они сверкают.

Найя поморщилась.

– Но они черные. А это, между прочим, даже не цвет.

– Да-да, – сказала я. – Отсутствие цвета. Помню, как ты учила меня этому, когда тебе было четыре года, умный крылатик.

– Я уже говорил, как горжусь тобой? – Тембр Ашера огрубел от эмоций. Неужели моя половинка вот-вот расплачется? Вероятно. Его глаза очень блестели, а я не тлела перед ним – в кои-то веки.

– За черные перья? – Найя высвободила свои пальцы, чтобы обнять отца.

– За то, что ты заработала четыре перышка во время первого выхода в мир.

Она прижалась щекой к его груди.

– Почему они черные, apa?

Пока не появятся перья Адама, наш ответ будет чистым предположением.

– Они не черные, motasheh. Их цвет подобен свету звезд.

– Это просто более красивый способ сказать, что они черные, – пробормотала она. – Я очень хотела радужные крылья.

– А я очень хотел, чтобы твоя мама не волновалась во время беременности. Некоторые вещи нам не подвластны. – Он отстранил ее от себя и обхватил ладонями щеки. – Но всегда помни, motasheh, тебя определяют перья, а не их цвет или блеск.

Найя закусила губу.

– Что мне говорить, когда люди спросят, почему они черные?

– Просто посылай их ко мне.

– Я серьезно, apa.

– Говори им, Звездный Свет, что твои крылья черные, потому что твой отец сотворил тебя такой.

Она выдавила улыбку.