Суровый взгляд Лысого оборвал Эммануэль на полуслове. Она безнадежно махнула рукой и замолчала.
— Хочешь съесть Антуана? — спросил вдруг Лысый, словно угощал шоколадным батончиком.
— О нет! — встрепенулась Эммануэль. — Не имею ни малейшего желания есть Антуана. Тем более что я только из ресторана.
— Сытенькая, да?
— Очень даже сытенькая, мать твою.
— Ну и чем же сегодня кормили в твоём ресторане?
— Чем кормили, тем кормили, — буркнула Эммануэль. — Я в чужие тарелки не заглядываю.
— Гордая, да? — усмехнулся Лысый. — А я вот не гордый, я заглядываю. — Он сунул нос в ёмкость с Антуаном и с наслаждением принюхался: — Какая красота! Напрасно отказываешься. Попробуй!
— Нет-нет-нет! — Эммануэль энергично замахала руками. — Ни за что. И вообще я вегетарианка.
— А я нормальный. Я че, зря старался? — Лысый обошел блюдо вокруг, не сводя с Антуана взгляда истинного гурмана. — Че ты меня обижаешь, мать? Ну нет так нет, я пока не заставляю. Обидно, конечно, но чё делать? Ответь мне тогда, пожалуйста, на два вопроса.
— Какие ещё вопросы?
— Кто заказал приготовить Кувалду?
— Это первый вопрос?
— Это первый вопрос, — кивнул Лысый. Погуляв по кругу, он вновь развалился в кресле, вновь водрузил обутые кегли на стол и стал ждать ответа.
— А что мне будет, если я не отвечу на первый вопрос? — после краткого размышления спросила Эммануэль.
— Тебе будет очень вкусно, — пообешал Лысый. — Я приготовлю тебе пельмень прямо с тыквы твоего бой-френда. — Мизинец авторитета указал на несчастного Антуана, над ухом которого нависла реальная угроза.
— Мать твою! — выругалась Эммануэль.
— Извини, но, по-моему, ты пока недооцениваешь мой кулинарный талант. Наверно, лучше один раз попробовать, чем сто раз увидеть.
— Я отвечу на первый вопрос, — сдалась Эммануэль.
— Спасибо, — растаял Лысый, положив руку на сердце. — Большое человеческое спасибо.
— Твоего Кувалду подъели сто семьдесят три персоны.
— Мать, мне насрать, сколько персон ели Кувалду. Чё ты мне веником прикидываешься? Я чё, фраер, чтоб ты меня за рог держала? Я повторяю вопрос: кто тебе заказал приготовить Кувалду?
— Кто ел, тот и заказал, — упрямо проворчала Эммануэль, продолжая косить под глупую корову.
— Ты, похоже, не вкурила, падла. — Начиная терять терпение, Лысый поднялся с кресла времён императрицы Екатерины и подошёл к загодя приготовленной плите. — Надеюсь, тебе не надо объяснять, что во внимание принимаются только правильные ответы?
Эммануэль промолчала.
Лысый снял деловой пиджак, закатал рукава рубахи и щелкнул пальцами. Словно по команде, один из присутствующих бандитов вложил в руку авторитета разделочный кухонный нож, второй развел на плите огонь, третий поставил сковородку, а четвертый налил в нее растительное масло.
Эммануэль беспомощно огляделась. Рассредоточенные по Зеркальной галерее вооруженные люди производили впечатление отморозков в самом глумном значении этого слова, готовых исполнить любую команду работодателя, какой бы низменной и дикой она ни показалась. Шансы у Эммануэль были мизерные — уповать на милосердие Василия Бляхи считалось в мире криминала делом малоперспективным.
Тем временем, играя в воздухе лезвием кухонного ножа, Лысый входил в кулинарный азарт.
— Пельмени по-африкански? — размышлял он, приближаясь к блюду с Антуаном. — Или по-итальянски? Может, по-чикагски? А, в жопу по-чикагски — чернозадых не цепляет. Давай-ка, мать, по-нашему! Что может быть круче старых добрых новорусских пельмешек?! Хо-хо-хо-хо!
Кухонный нож в руке бандита взметнулся вверх и…
— Лысый, мать твою!!! — заорала Эммануэль в последнюю долю секунды.
— А? — остановился Бляха.
Сверкающее в лучах ослепительного света Зеркальной галереи лезвие повисло в считаных сантиметрах от уха Антуана.
Эммануэль тяжело вздохнула.
— Патрон его заказал, — раскололась мать криминала. — Не трогай Антуана.
Лысый опустил нож на черную скатерть, погасил огонь на плите и похвалил:
— А ты не такой веник, каким иногда прикидываешься. Можешь ведь, когда припрет?
— Могу, батюшка, могу, застращал ты меня, на хрен…
— И вообще, я смотрю, ты реальная телка.
— Раз житуха такая, Лысый, чё поделаешь? Приходится.
— Большой Патрон? — переспросил Бляха.
— Большой Патрон, — подтвердила Эммануэль.
— Это похоже на правду.
— Слава богу…
— Спасибо за честный и искренний ответ, большое человеческое спасибо.
— Не за что, Лысый, абсолютно не за что.
— Ну, тогда продолжаем экзамен.
— Мать твою!
— А я предупреждал: в билете два вопроса. Сколько пельменей у Антуана?
— Это второй вопрос? — попыталась зацепиться за соломинку Эммануэль, ибо правильный ответ на столь простую задачу не грозил ей совершенно никакими последствиями.
— Нет, чернушка, — обломал ее Лысый. — Это так, дополнительный.
— Ну два.
— Вот и в билете два вопроса: два вопроса — два уха, одно мы с тобой уже спасли. Теперь давай сосредоточимся на втором: меня дьявольски интересует, где теперь Серафим.
— А я-то почем знаю? Поди гасит кого-нибудь или трахает, чё ему ещё остается?
— Идет пурга, что эта срань примостилась под твоей крышей.
— Идет так идет… Я-то тут при чем?
— Блин, пашет он на тебя или не пашет?!