Серафим Саровский

Далее рассмотрим основные этапы становления личности Мотовилова на основании его записок и пересказов Пилуса. «Исключительность» Мотовилова проявилась ещё до его рождения: его отец, Александр Иванович, получив первоначально отказ от своей будущей жены, уходит в Саровский монастырь для принятия монашеского сана. Однажды, «едва успел задремать Саровский послушник, как вдруг увидал, что в просфорню входит святитель Николай и говорит:

— Не монастырь путь твой, Александр, а семейная жизнь. В супружестве с Марией, которая тебя отвергла, ты найдёшь своё счастье, и от тебя произойдёт сын, его ты назовёшь Николаем — он будет нужен Богу. Я — святитель Николай и назначен был покровителем мотовиловского рода...

Сон этот, как и следовало ожидать, изменил направление мыслей Александра Ивановича, и он вышел из Сарова. Вторичное предложение, сделанное им Дурасовой, не было отвергнуто, и от этого предсказанного брака родился... первенец, которому и было дано имя Николай. Это и был наш Николай Александрович Мотовилов»²⁰⁸. Здесь приведены слова Нилуса, пересказавшего это видение по запискам Мотовилова, обнаруженным в 1903 году. Вот как говорит о пребывании своего отца в Сарове сам Мотовилов: «...Услышав от меня (преподобный Серафим. — В. С.), что родитель мой два года жил в Саровской пустыни, в просфорном послушании быв, и потом женился (хотя в скобках скажу — то и по особому святителя Николая Чудотворца повелению было им сделано), сказал мне: “Что же родитель ваш не остался у нас в Сарове? — И потом, помолчав и исполнившись в лице необыкновенным светом, прибавил: — Ну, да слава Богу, батюшко, он и без того в милости и великой милости у Господа Бога, мы с ним братья по душе”»²⁰⁹.

Удивительно, как, живя бок о бок два года, старец Серафим не знал о присутствии послушника из дворян Александра Мотовилова. Может быть, потому, что в списках монашествующих Саровской пустыни такой послушник до сих пор не обнаружен?

Обратим внимание на особое, исключительное обращение преподобного к Мотовилову на «Вы», «Ваше боголюбие», и нигде нет упоминания общеизвестного приветствия старца — «Радость моя!». Хотя по запискам Дивеевских стариц, недавно опубликованным, преподобный обращался ко всем на «ты»: «А ещё раз наказывал нам Батюшка, чтобы всем “ты”, а не “вы” говорить. “Что это за ‘вы’, матушка! Это всё нынешний — то век, то люди придумали. А надо всем ‘ты’ говорить. Вот и вы, матушка, всем без различия ‘ты’ говорите. Так Сам Господь указал нам. Кто паче Бога и выше Его, а и Господу ‘Ты’ говорим, и кольми паче так же должны говорить и человеку”»²¹⁰.

В письмах на имя императора Николая I Мотовилов порой проговаривается, и старец говорит ему «ты», встречается такое обращение и в «Записках», но редко.

Чудеса продолжились при крещении младенца, в Николая вселился бес: «...он закричал чрезвычайно громко, и из чёрных, как смоль, волос сделались белые, как лен»²¹¹ — так утверждает Мотовилов на страницах «Записок» в одном месте. В другом, рассказывая о своём аресте в Корсуни в 1833 году, он утверждает следующее. «И в первую ночь сего ареста от испуга получил белые волосы, носимые мною и доныне вот уже двадцать восьмой год без окрашивания в чёрный цвет, как богоданное свидетельство о моих страданиях за святое Божие дело»²¹². Когда поседел Мотовилов — не столь важно, это пустяк по сравнению с тем, что бес, вселившийся в Мотовилова, вероятно, не отпускал его до самой кончины.

Этот бес «помог» Мотовилову во время обучения в Казанском университете, куда он поступил на словесный (филологический) факультет. «В половине университетского курса с Мотовиловым произошёл случай, необыкновенно характерный как для всего, так и для той эпохи, которая его воспитала. В своих записках он туманно говорит, что “этот случай его поверг в такую бездну отчаяния, что он не мог его пережить, ибо должен был лишиться и своей дворянской чести, и дворянского звания, и быть отдану в солдаты”. По словам Елены Ивановны, этот случай, это страшное несчастье, так потрясшее Мотовилова, был поцелуй, брошенный им в университетском коридоре одной барышне.

Поцелуй этот был замечен начальством, которое придало ему такое значение, что Мотовилов счёл себя окончательно погибшим. Особенно его страшила мысль, что он убьёт свою маменьку. А любил он свою маменьку так, как только могло уметь любить его чистое сыновнее сердце»²¹³.

Во-первых, из этой цитаты можно сделать вывод — эпоха виновата в случившемся, а не предрасположенность юного студента к неадекватным действиям.

Во-вторых, в российских высших учебных заведениях в это время ещё не обучались женщины и «барышня» была явно не из простых посетителей. Сексуальная одержимость Мотовилова начала проявляться у него уже в период студенческой вольницы (когда от роду ему было 14—15 лет).

В-третьих, совершенно непонятное желание сыновнего сердца убить любимую маменьку. Такая безумная мысль была у Мотовилова, и хорошо, что «маменька» была в это время далеко от сына.