Серафим Саровский

Потом Елена Васильевна рассказала брату и невестке: «Оставаясь одна в карете, я немного вздремнула. Когда вздумала выйти из нее, открыла дверцу и невольно почему-то взглянула вверх. Я увидела над своей головой огромного страшного змея. Он был черен и страшно безобразен, из пасти у него выходило пламя, и пасть эта была такой большой, что я чувствовала, что змей меня сейчас полностью поглотит. Видя, как он надо мной вьется и спускается все ниже и ниже, даже ощущая уже его дыхание, я в ужасе не имела сил позвать на помощь, но наконец вырвалась из охватившего меня оцепенения и закричала:

— Царица Небесная, спаси! Даю тебе клятву никогда не выходить замуж и пойти в монастырь!

Страшный змей в то же мгновение взвился вверх и исчез…

После этого случая Елена Васильевна совершенно изменилась в характере — сделалась серьезной, духовно настроенной, начала читать священные книги. Мирская жизнь стала ей невыносима, она жаждала совсем затвориться в монастыре, страшась гнева Божия за неисполнение обета.

Вскоре Елена Васильевна поехала в Саров к отцу Серафиму просить благословения на поступление в монашество. А он сказал:

— Нет, матушка, что это ты вздумала! Нет, радость моя, ты выйдешь замуж!

— Ни за что не пойду замуж, — обиделась Елена Васильевна.

— Нет, радость моя, отчего же тебе не выйти замуж? Жених у тебя будет хороший, благочестивый, матушка, и все завидовать тебе будут.

— Что это вы говорите, батюшка, да я не могу, не хочу замуж!

— Нет, нет, радость моя, тебе уже никак нельзя, ты должна и непременно выйдешь замуж!

Вернувшись домой, Елена Васильевна много плакала, молилась, просила у Богородицы помощи и вразумления. И все сильнее и сильнее становилось в ней желание посвятить себя Богу. Много раз проверяла она себя, но все более убеждалась, что светское мирское ей не по духу и что она совершенно изменилась. Несколько раз Елена Васильевна ездила в Саров, но отец Серафим все твердил, что она должна выйти замуж, а не идти в монастырь.

Так целых три года готовил ее батюшка к предстоящей перемене в жизни и к поступлению в Серафимову общину, которую он начал устраивать в 1825 году, заставлял работать над собой, упражняться в молитве и приобретать необходимое терпение. Она этого сначала не понимала и чуть не дошла до отчаяния, когда однажды отец Серафим сказал следующее:

— И даже вот что еще скажу тебе, радость моя! Когда ты будешь в тягостях-то, так не будь слишком на все скора: ты слишком скора, радость моя, а это не годится, будь ты тогда потише. Вот как ходить-то будешь, то не шагай большими шагами, а все потихоньку, потихоньку! Если так-то пойдешь, благополучно и снесешь! — Старец даже показал, как нужно тихонько ходить. — Во, радость моя! Также и поднимать, если тебе что случится, не надо так вдруг, скоро и сразу, а вот так — сперва понемногу нагибаться, а потом точно так же понемногу и разгибаться. Тогда благополучно снесешь!

Сильно негодуя на старца Серафима, Елена Васильевна после этого разговора решила больше к нему не обращаться, а съездила в Муромский монастырь и даже купила там себе келью. Настоятельница наговорила ей много приятного. Перед окончательным своим водворением в Муромскую обитель она все же не выдержала и снова поехала к отцу Серафиму проститься с ним. Каково же было ее изумление, когда старец сам вышел навстречу ей и, ничего не спрашивая, строго сказал ей:

— Нет тебе дороги в Муром, матушка, никакой нет дороги и нет тебе моего благословения.

Прозорливость старца во многих случаях была суровым обличителем действовавших по своей воле, она обезоруживала и смиряла таковых. Сердце человека невольно привязывалось к этому праведнику. То же самое почувствовала и Елена Васильевна. Она поняла, что без старца ей не жить, а в Муромском монастыре не у кого будет спросить совета и наставления. Отец Серафим приказал ей пожертвовать Муромскому монастырю деньги, отданные за келью, и больше не ездить туда.

На этот раз Елена Васильевна в отчаяние не пришла, а вполне смирилась со своей участью и возвратилась домой.

Она снова заперлась в своей комнате, из которой почти не выходила, ведя жизнь совершенно отшельническую, отрешенная от всех и вся. Что она делала и как молилась, никому не было известно, только однажды во время страшной грозы над домом Мантуровых обнаружилось, что ее духовное преуспеяние столь велико, что она сподобилась дара запрещать бесам. Во время этой грозы из угла вдруг стал доноситься истошный дикий крик, так что все находившиеся в комнате в испуге бросились к иконам, где молилась Елена Васильевна. Она же спокойно перекрестила угол, и визг пропал.

— Не бойтесь, братец, — сказала она. — Это дьявол. Вот и нет его, разве он может что-либо сделать без воли Божией?

Через полгода после последнего свидания с отцом Серафимом Елена Васильевна снова поехала в Саров и стала неотступно просить его благословить ее на монашескую жизнь. На этот раз старец сказал: