Серафим Саровский

Наступил 1833 год. Первый его день совпал с воскресеньем. В последний раз пришел старец к обедне в дорогую ему больничную церковь соловецких чудотворцев. В свое время инок Серафим ходил по России, собирая пожертвования на постройку этой церкви. Престол в ее алтаре был устроен его руками.

В этот раз заметили, что он сделал то, чего раньше не делал: обошел все иконы, ставя к ним свечи и прикладываясь. Он причастился. Затем стал прощаться со всей присутствующей братией, говоря: «Спасайтесь, не унывайте, бодрствуйте. Нынешний день вам венцы готовятся». Он казался крайне изможденным, но при телесной слабости был духом бодр, оживлен и весел.

По прощании с братией батюшка Серафим зашел к старцу Высокогорской Арзамасской пустыни иеромонаху Феоктисту. Прощаясь с ним, отец Серафим сказал: «Ты уж отслужи здесь». Торопясь домой, иеромонах от этого отказался. Тогда старец промолвил: «Ну так ты завтра в Дивееве отслужишь».Не поняв его слов, иеромонах отправился в путь. Для ночлега он остановился в деревне Вертьяново, у самого Дивеева, и на следующее утро тронулся дальше. Вдруг безо всякой причины оборвалась завертка у его саней, выпряглась лошадь, и он должен был остановиться в Дивееве. Тут он услышал о кончине отца Серафима, и плачущие сестры дивеевские просили его отслужить по старцу панихиду. Так сбылось сказанное накануне старцем слово: «Ну так ты завтра в Дивееве отслужишь».

Была в тот день у отца Серафима одна из дивеевских сестер, и старец сказал ей: « Матушка, какой нынче будет новый год! Земля постонет от слез».Инокиня не поняла, что старец говорит про свою кончину.

Как провел старец последний вечер своей земной жизни, известно из свидетельства его соседа по келье отца Павла. Его келья имёла общие сени с кельей старца Серафима, а сами они были разделены глухой стеной. Отец Павел не был келейником старца, потому что батюшка Серафим никогда вообще не имел келейника. Но случалось, что отец Павел по-соседски помогал иногда старцу. Он не раз предупреждал батюшку Серафима, что при его привычке оставлять в свое отсутствие множество горящих свечей в келье (которые он зажигал за своих духовных чад) может случиться пожар. На это старец давал всегда такой ответ: «Пока я жив, пожара не будет. А когда я умру, кончина моя откроется пожаром».

Судя по-человечески, отец Павел имел основания опасаться пожара, потому что келья старца была завалена таким легковоспламеняющимся материалом, как холсты, которые ему во множестве приносили благодарные крестьяне.

Отец Павел заметил, что 1 января старец Серафим три раза выходил из кельи к тому месту, которое им было выбрано для погребения, и, стоя там некоторое время, смотрел в землю. Вечером отец Серафим пел в своей келье победные пасхальные песнопения: «Светися, светися, новый Иерусалиме», «Воскресение Христово видевше… Что ощущала в эти часы душа старца?.. Он был на пути от бедствий земли в отчизну, красоту которой уже познал в дивных видениях. Чудные песни ангелов уже долетали до его слуха…

Его кончина произошла без свидетелей — на молитве, наедине с Богом, к Которому рвался, по Ком тосковал, Кого желал.

Настало утро 2 января 1833 года. Отец Павел, выйдя из своей кельи, почувствовал запах дыма в сенях. Запах шел из кельи батюшки Серафима. Отец Павел сотворил обычную при посещении иноков молитву, но ответа не было. Тогда он позвал идущих в церковь иноков, и один из них — послушник Аникита, сильно рванув дверь кельи, сорвал ее с внутреннего крючка. У дверей внутри кельи тлели холсты. Утро начинало только чуть брезжить, в келье свечи больше не горели, старца не было ни видно, ни слышно. Иноки, думая, что он отдыхает после ночного бдения, не смели войти внутрь, толпились у порога. Тлевший огонь забросали снегом…

Мальчик-послушник оповестил братию о случившемся. Аникита стал ощупью отыскивать старца и наконец наткнулся на него. Принесли зажженную свечу. Отец Серафим в обычном своем белом балахончике стоял на коленях перед малым аналоем. Думая, что он уснул, утрудившись молитвой перед келейной своей святыней — иконой Богоматери «Умиление», его начали осторожно будить. Но ответа не последовало, старец почил смертным сном. Глаза его были сомкнуты, лицо оживлено богомыслием. Тело его еще оставалось теплым.

Старцу омыли, по иноческому чину, чело и колени, облачили его, положили в дубовый гроб, по завещанию, с финифтяным образом на груди. Быстро разнеслась весть о кончине старца по всем окрестностям.