Серафим Саровский

Совершившееся чудо произвело на Мотовилова потрясающее впечатление и определило всю его дальнейшую деятельность на Божьей ниве. Мир между тем все же врывался в его душу, не уставая в борьбе с устремлениями духа, увлекая своими соблазнительными приманками. Из самых обольстительных призраков была возгоревшаяся любовь к Языковой. Истерзанная душа Мотовилова в ней и только в ней стала искать полноты земного счастья. Эта тайная душевная борьба не могла утаиться от прозорливости старца, и когда она стала величайшей сердечной мукой, он спросил, почему Мотовилов все как будто хочет спросить, но как будто не смеет…

«Я сказал, — писал в своих записках Мотови-лов, — что я чрезвычайно люблю одну девицу дворянку и хотел бы, чтобы батюшка Серафим помолился о ней, чтобы Господь нарек мне ее в невесты.

— А разве она так хороша собой, — спросил он, — что вы ее так усердно и крепко любите, ваше боголюбие?

Я отвечал, что она хоть и не красавица в полном смысле этого слова, но очень миловидна. Но более всего меня в ней прельщает что-то благодатное, что просвечивается в лице ее.

— А почему же не красавица? — спросил меня отец Серафим. — По вашему описанию она должна быть таковою!

— Потому, что для полноты типичной красоты надо иметь большой рост, стройность корпуса, царственность взгляда и многое другое, чего она не имеет. Но в замену того у нее есть нечто столь затрагивающее душу человека, чего и многие красавицы не имеют.

— Да что же это такое?

— Это то, что она как монастырка воспитана.

— Как? — переспросил старец. — Как монастырка? Я не вник хорошенько в ответ ваш!

— Я вот что разумею под этим. Отец рано оставил ее сиротой — пяти или шести лет, и она росла в уединении при больной своей матери, как в монастыре, всегда читывала ей утренние и вечерние молитвы, а так как ее мать была очень религиозна и богомольна, то у одра ее часто бывали и молебны, и всенощные. Воспитываясь более десяти лет при такой боголюбивой матери, и сама она стала как монастырка. Вот это мне в ней более всего и нравится.

— Что же, ваше боголюбие, разве монастырки лучше воспитаны, чем светские девушки?

— Конечно! В большем страхе Божием, с большей любовью и благоговением, чем мы, мирские!

Великий старец глубоко внимательно слушал мой ответ и как бы в забытьи спросил меня:

— А много ли лет вашей преднареченной невесте?

— Думаю, что ей теперь не больше 16–17, — ответил я.

— Что вы, ваше боголюбие! Нет! Вашей, от Бога вам тгреднареченной невесте теперь 8 лет и несколько месяцев, а ведь по новому постановлению Синода мужчине моложе 18 лет, а девушке — 16-ти нельзя вступать в брак. Так не подождать ли вам вашей преднареченной Богом невесты этак лет 8 или 10? Никак нельзя — молода еще очень.

— Да помилуйте, батюшка отец Серафим! Как же молода. Ведь и по новому закону мне на ней жениться можно!

— Да о ком вы говорите мне, убогому Серафиму?

— О Языковой, Екатерине Михайловне.

— А! О Языковой… Ну, я не о ней говорю вам. А я, убогий Серафим, о преднареченной вам от Бога невесте говорю, а ей, ваше боголюбие, уверяю вас, не больше 8 лет!

Помолчав немного, батюшка продолжал:

— Ведь иное, ваше боголюбие, просить Бога, чтоб Он преднарек кому невесту, о чем вы сейчас просите меня, убогого Серафима, а иное, когда Господь уже Сам кому какую невесту преднаречь соизволил, как вот, например, для вашего боголюбия. Невесте вашей теперь не более 8 лет и 5 месяцев. Уж это, поверьте, в точности верно. А о судьбах Божиих и непостижимой их неисповедимости я, убогий Серафим, вам вот что сказать имею. Известны вам из Библии Товит и сын его Товия? Вот сын Товита и молился, бывало, чтоб Господь ему такую-то именно невесту дал. А Сарра, дочь Рагуила, в то же время, бывало, также молится Богу, чтоб Он ей такого-то жениха дал. А ангелы-то их молитвы обоих и возносят к престолу Бога Вседержителя… Вот Господь, видевши, что оба они одного просят у Него, и решил по Своей благости соединить их обоих узами святого брака. А ведь между ними было несколько сот верст и они друг друга не знали. Но Совет Божий столь тверд был в соединении их, что Господь даже бесу попустил быть около Сарры, который убивал всякого другого жениха, кроме Товии, который дерзнул бы прикоснуться к ней. Хотя она была и за семерых женихов отдаваема, но все семь были поражены смертью, ибо не им она была уготована от Бога. Когда же Провидению Божьему благоугодно было соединить Товию и Сарру, то Товии Господь послал в спутники архангела Рафаила, и он на пути к селению Рагуилову поймал в реке Тигр рыбу и велел Товии изъять из нее желчь, как потом оказалось, для прогнания духа злобы от Сарры. Вот, ваше боголюбие, каковы-то судьбы Божии! Кто бы мог подумать, чтобы разделенные таким дальним расстоянием Товия и Сарра вступили между собой в брак! Но невозможное человеку возможно Богу!

Тут батюшка отец Серафим приостановился и как бы задумался и, вдруг свернув речь на другое, внезапно спросил:

— А что, ваше боголюбие, вы сделали с девушкой вашего дворового человека, что у вас жила?