Серафимов день (сборник)

И вот сквозь дрему слышит – поют голоса чистые, внятные, нежные: «Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех». Встрепенулась женщина и заплакала в раскаянии. Ей стало жалко старичка еще сильнее, и она ходила к дедушке до самой его смерти.

Разные пути спасения, разный подвиг, разное и вознаграждение. Слышал я тогда о казанской девице Наталии, которая, не брезгуя, добровольно и бесплатно чистила отхожие места большого города, помогала всем, чем могла. Имея большую любовь к Богу, она благоразумно раздавала эту любовь людям, а они часто этого не понимали, как не понимает плотский грехолюбивый человек духовного человека. Люди осуждали ее поступки. Бывало, выпросит Наташа у батюшки кусочки хлеба и отнесет их заключенным в тюрьму. Ее ругают, а она скажет только, что там очень тяжело. Господь спросит на Суде Своем, посетил ли в темнице сидящих!

Вот такая она была, эта Наталия, необыкновенной души человек. Незадолго до кончины я видел ее с нашей верующей соседкой Ольгой Михайловной. Наташа приехала в наш город с рукой на перевязи и зашла в храм. Она попросила у меня три рубля на дорогу, и я дал ей деньги.

Это была первая и последняя наша встреча. Через несколько дней Ольга Михайловна зашла к нам и рассказала сон, в котором видела Наташу, стоящую у светлой широкой лестницы, которая уходила ввысь. А там, вдалеке, стоял прекрасный дворец. Светоносный старец подошел к Наташе, взял за руку и повел по ступенькам. Что бы это значило?

Вечером Ольга Михайловна получила телеграмму с известием о внезапной смерти Наталии. Все мы утешились чудными делами Божиими.

Юродивые

В Православной Церкви есть особый вид служения Богу – Христа ради юродство. Оно дается как дар Божий человеку смиренному, богомудрому, способному понести ради любви к своему Создателю, Искупителю, Промыслителю, Христу Богу, крест самоотречения. Это высшая степень чистоты и простоты сердечной, верности и любви.

Душа юродивого любит горний мир и пренебрегает земными законами. Часто, как умалишенный, юродивый смеется над тем, к чему привязано наше грехолюбивое сердце, – над славой, богатством, тщеславной гордостью, телесной красотой, удобствами жизни, наслаждениями плоти, сребролюбием, покоем. Он подвергает свою плоть физическим испытаниям, а душу – внешнему осмеянию и поруганию. И, достигая высшей степени блаженства, такие люди с глубоким состраданием взирают на впадающий в грех мир и молятся о нем. Они видят мир духовными очами и ведут непрерывную борьбу с духами тьмы, призывая на помощь Господа. В наше время это очень редкий дар.

В нашем селе в тридцатых годах жили юродивые брат с сестрой, Миша и Дуня Сыровы. Их знали все в округе. Кто почитал, кто гнал, кто боялся их, а кто глумился над ними, как над умалишенными.

Церковь была закрыта, батюшка находился в ссылке, и единственными духовными столпами на селе были эти люди. Они, как пророки среди израильского народа, обличали нравы, предсказывали будущее, скорбели за народ Божий, молили за него и незаметно уходили в мир иной, оставив о себе святую память. За все обиды Сыровы платили любовью, терпеливо снося оскорбления, насмешки, холод и голод, телесные болезни.

– Так, однажды, – рассказывала наша односельчанка, Феодосия Павловна, – пришел Мишенька зимой к нам в дом, а ходил он зимой босой. Залез на печку и уснул. Смотрю, а в ногах у него черви копошатся. Боже мой! Дай, думаю, согрею водички и раны ему обмою. Только прикоснулась к ним, как Мишенька вскочил и залепетал:

«Тетушка, тетушка, не надо, мила. Это мое золото, золото мое!» – и убежал опять на улицу. Это был его золотой ключ в Царствие Небесное.

Часто Миша был потехой детворы. А как-то раз один крестьянин решил подсмотреть, куда это Миша ночью ходит. И увидел, как поднялся Миша на гору, опустился на колени на церковной паперти и долго-долго молился за все село, за тех, кто обижал его, кто просил его молитв, кто кормил и согревал его, за тех, кто лежал расслабленным на одре болезни… За всех молился Миша, и для всех хватало места в его любящем сердце.

Заячья лапка

Жила в нашем большом селе одна семья. Обычная, для многих незаметная, только жизненный крест был у них тяжелее, чем у других. Да и каким он мог быть у старой матери, жившей со своей слепой дочерью Александрой? Санькой звали слепую старики односельчане, а молодые и вовсе не знали, как звать-величать.

Жили Мятлевы в тесной гнилой избушке у самой горы, и никто к ним не ходил, разве только пьяные мужики клянчили денег на опохмелку. Слепая Александра ругала их за пьянство, за драки, за то, что в Бога не веруют, женам молиться не дают, детей не крестят… Да много еще за что. Невзлюбили ее посетители, и когда случилась с Санькой беда, никто из мужиков и пальцем о палец не ударил, чтобы хоть как-то помочь страдалице.