Он медленно прошел по коридору в сторону кухни. Видимо, он потерял ее в темноте и теперь методично обходил помещение за помещением. Серафина услышала, как скрипят, открываясь, дверцы чугунных плит. «Если бы я туда забралась, – мелькнуло у нее, – то уже была бы мертва».
Затем человек в черном плаще застучал медными горшками, выискивая ее на верхней полке.
«Если бы я забралась туда, я бы уже погибла».
– Тебе нечего бояться, – шептал он, надеясь выманить ее из укрытия.
Она слушала и ждала, дрожа, как мышка-полевка.
Наконец человек в плаще вошел в прачечную.
«Мыши пугливы и в самый ответственный момент теряют голову от страха».
Он переходил с места на место, шаря под раковинами, открывая и закрывая шкафчики.
«Замри, мышка, – повторяла она себе. – Замри».
Ей хотелось бежать сломя голову, но она отлично знала, что мертвыми становились именно те грызуны, которые начинали метаться.
«Не будь тупой мышью, – твердила она мысленно. – Не будь тупой мышью».
Тут он вошел в сушилку, где пряталась Серафина, и стал не спеша продвигаться по комнате, проводя руками по призрачно-белым простыням.
«Если бы я спряталась среди них…»
Он был теперь всего в нескольких шагах от нее и неторопливо оглядывался по сторонам. Он не видел ее, но, казалось, ощущал ее присутствие.
Серафина затаила дыхание и стала совершенно, совершенно, совершенно неподвижной.
3
Серафина медленно открыла глаза.
Она не знала, как долго спала, и не сразу сообразила, где находится. В узком темном пространстве она едва могла пошевелиться и прижималась лицом к металлу.
Рядом раздался звук приближающихся шагов. Серафина замерла, прислушиваясь.
Это был мужчина в рабочих сапогах; он шел, позвякивая инструментами. Задохнувшись от счастья, она выскользнула из проема прямо под лучи утреннего света, бьющие в окна прачечной.
– Я здесь, па! – крикнула она слабым измученным голосом.
– Я чуть с ума не сошел, пока тебя искал! – рассерженно проговорил он. – Тебя не было утром в постели!
Серафина бросилась к отцу и обняла, прижавшись к его груди. Он был крупным, грубоватым мужчиной с сильными руками и жесткими мозолистыми ладонями. К кожаному фартуку крепились инструменты, и от него слабо пахло железом, машинным маслом и кожаными приводными ремнями от механизмов в мастерской.
Издали доносились обычные утренние звуки, начинался новый день: звякали горшки на кухне, переговаривались работники. Сегодня эта какофония была музыкой для ушей Серафины. Ночная опасность миновала. Она выжила!
В отцовских объятиях она чувствовала себя дома и в полной безопасности. С молотками и гвоздями папаша управлялся куда увереннее, чем с ласковыми словами, но он всегда заботился о Серафине, любил и защищал ее. Слезы облегчения выступили у нее на глазах.
– Ты где была, Сера? – спросил папаша.
– Он чуть не догнал меня, па! Он хотел убить меня!
– О чем ты, девочка? – подозрительно спросил он, придерживая дочь за плечи и внимательно вглядываясь ей в лицо. – Это что, еще одна из твоих диких выдумок?
– Нет, па. – Она замотала головой.
– Мне сейчас не до сказок.
– Человек в черном плаще схватил маленькую девочку, а потом погнался за мной. Я боролась с ним, па! Я его так кусанула! Я как повернусь, как расцарапаю его, а потом как побегу! Я бежала, бежала и спряталась. Я забралась в твой механизм, па. Только это меня и спасло!
– То есть как это, схватил маленькую девочку? – Папаша нахмурился. – Какую девочку?
– Он… Она стояла вот так напротив, а потом вдруг исчезла прямо у меня на глазах!
– Ну, хватит, Сера, – пробормотал он с сомнением. – Ты сама не знаешь, что говоришь.
– Клянусь, па! – горячо воскликнула она. – Ты послушай меня.
Серафина глубоко вдохнула, сглотнула и начала рассказывать с самого начала. Только теперь она осознала, как храбро себя повела. Но отец лишь покачал головой:
– Тебе приснился плохой сон, вот и все. Перечитала книжек с привидениями. Я тебе говорил не увлекаться мистером По. Ты только глянь на себя. Вся встопорщенная, как опоссум, которого загнали в угол.
У нее упало сердце. Она рассказывала отцу самую что ни на есть правду, а он не верил ни одному слову. Серафина с трудом сдержала слезы. Ей шел тринадцатый год, а отец обращался с ней, как с маленькой.
– Мне не приснилось, па, – сказала она, вытирая нос.
– Успокойся, – пробурчал папаша.
Он ненавидел, когда она плакала. Серафина с детства знала, что ему легче управиться с металлическим листом, чем с плаксивой девчонкой.
– Мне надо работать, – ворчливо сказал папаша, отодвигаясь от нее. – Ночью генератор заело. А ты иди-ка в мастерскую и выспись как следует.