Серая эльфийка

Нет, не о такой работе я мечтала. После детдома поступила на факультет иностранных языков. Специализировалась по диалектам Африки. Все хотела в Эфиопию попасть да папашу родного найти и поговорить с глазу на глаз на его языке. Хоть на французском, хоть на сомалийском – выучила оба. И спросить у негодяя, что он чувствовал в тысяча девятьсот восьмидесятом году, когда после окончания Олимпийских игр улетел к себе, а здесь оставил беременную московскую школьницу – по уши в него влюбленную обрюхаченную глупышку, которая надеялась на пробуждение совести и ожидала вызова.

Не дождалась. Через девять месяцев родилась я – черненькая, в папочку. Что оставалось делать юной красивой десятикласснице с новорожденной негритянкой? В Советском Союзе после «холодной войны» за железным занавесов такую ждал только позор (а то и вовсе – международный скандал).

Сначала школьница, пока в положении ходила, планировала ребенка предкам сплавить, чтобы учебу завершить. А дальше видно будет. Возможно, так бы и случилось, если бы доминировали мамины гены. Но не повезло: не удалась в русскую породу, угораздило на свет темнокожей появиться. Как же теперь людям в глаза смотреть? Родители девушки внучку тоже не желали признавать своей.

Меня ждал только детский дом. От мамочки в память только имя и осталось, которое она на клочке бумажки написала, сунула в пеленку и подкинула к дверям. Нарекла она меня Олимпиадой (как же еще) Эфиоповной (подозреваю, даже имени соблазнившего спортсмена не узнала, только страну, из которой приехал) Найденовой (свою фамилию мама не указала, испугалась, что разыщут, поэтому дали самую распространенную в приютах). Получается, что мы с Наташкой не просто сводные сестры (потому как свела судьба в одном месте расти), но и однофамилицы.

Вновь обретенные «мамочки» в лице воспитательниц особо с нами не церемонились. Так что слова «нежность» и «ласка» для меня являются синонимами к «непонятное» и «неизведанное». В новом доме все происходило, как в кино. Или как в сказке, в страшной. Ох и натерпелась я там. Сколько слез пролила, сколько раз бита была. Просто за то, что не такая, как все, – потому что не белая. Сбегать не пыталась. А куда? Несколько раз доходило до мыслей о самоубийстве, но вовремя останавливалась. Из детей только Наташка со мной и дружила. Спасибо ей.

Как и большинство детдомовских малышей, верила в придуманные мечты. Надеялась, что родители найдутся и все-таки поймут свою чудовищную ошибку. Ждала, когда вернутся и заберут свое дитя. После шестнадцатилетия верить, надеяться и ждать перестала.

И вдруг объявилась мамаша. Рассказала мне все. Как парня из армии ждала. Как прыгнула в постель с красавцем негром. Как бабка – ее мать – надоумила избавиться от меня. Потому как Николай (жених) в отпуск должен прийти – ведь считай год, как призвали. А тут она с лялькой. Поведала, что после побывки солдата снова забеременела, а потом и Колиного ребенка сгубила. Как сама чуть не умерла после того аборта. Думала, рано еще детей заводить, молодые еще. Для себя пожить, нагуляться хотелось. Не сказала никому ничего тогда. Как отслужил, сыграли свадьбу. Работу нашли, квартиру получили и даже машину (в то время-то!) купили.

А когда настала пора детишек рожать, грехи молодости аукнулись. Четыре выкидыша (не хотели детки такой мамки) и последующее бесплодие разбили семью. Мать корила себя, все глаза выплакала. Коля пить начал, скандалить, бить. А когда у нее рак обнаружили, к другой ушел.

А тут и бабка померла. Да и самой матери с этой страшной болезнью немного отмерено было. И когда осталась она совсем одна, то вспомнила обо мне. Что есть же у нее еще кровинушка на этом свете.

Да уж. Не так себе представляла нашу встречу. Сперва жутко разозлилась, даже хотела накричать, выгнать и выкинуть, как она меня когда-то. Потом простила все – мать ведь. Прорыдали в обнимку всю ночь.

Через неделю ее не стало. А она и правда красивая была. Сильно я на нее похожа. От отца только кожа шоколадная. А лицо мамино. Из гадкого утенка я постепенно превратилась в красивого черного лебедя.