Она спокойно, без следа эмоций, смотрела на охотника. Его губы изогнулись. С мучительным усилием он приподнялся и плюнул в ее сторону. Затем голова его ударилась о землю и он затих, словно последнее движение отняло у него всю энергию. В свете угасающего огня его лицо расслабилось, и рот приоткрылся. Симону не нужно было вглядываться в него: он знал, что охотник мертв.
— Ализон, — женщина тщательно выговорила это слово, переводя взгляд с Симона на мертвеца. Наклонившись, она указала на эмблему на груди мертвеца и повторила — Ализон.
— Ализон, — сказал Симон, вставая. У него больше не было желания осматривать вещи мертвого.
Женщина повернулась лицом к отверстию, через которое уходила к реке дорога.
— Эсткарп…, — еще тщательнее выговорила она. Пальцем она указала на речную долину. — Эсткарп, — повторила она, указывая на себя.
И, как-будто в ответ на ее слова, из-за стены послышался резкий трубный свист. Не вызывающий звук рога, а скорее свист, который издает сквозь зубы человек, ожидая действия. Женщина в ответ прокричала несколько слов, ветер подхватил их и они эхом отдались от каменной стены.
Симон услышал топот копыт, лязг металла о металл. Но поскольку спутница с радостным ожиданием смотрела на проход, он решил ждать, не прибегая к действиям. Лишь рука его сомкнулась на автоматическом пистолете в кармане. Он направил дуло оружия на проход в стене.
Они появились по одному, эти всадники, держа оружие наготове, и протиснулись в проход. Увидев женщину, они радостно вскрикнули: это явно были друзья. Четвертый всадник подъехал прямо к ожидавшим Симону и женщине. У него была высокая, мощная лошадь, выбранная специально для того, чтобы нести большую тяжесть. Но всадник был настолько мал ростом, что пока он не спешился, Симон принимал его за мальчика.
В свете огня доспехи всадника блестели, искры вспыхивали на шлеме, поясе, вороте и запястьях. Хотя он был мал ростом, плечи у него были необычайно широкие, а руки и грудь могли бы принадлежать человеку втрое большего размера. Одежда его напоминала кольчугу, но облегала тело так плотно, словно была сделана из ткани. Шлем был увенчан изображением птицы с распростертыми крыльями. А может, это и была настоящая птица, каким-то образом замершая в неестественной неподвижности? Глаза на поднятой голове, казалось, следили за Симоном с молчаливой яростью. Гладкая металлическая шапка, на которой сидела птица, оканчивалась чем-то вроде кольчужного шарфа, обернутого вокруг шеи всадника. Идя вперед, всадник нетерпеливо потянул за этот шарф, открывая лицо. И Симон увидел, что не так уж ошибался в своей первоначальной оценке. Воин в шлеме был молод.
Молод, да, но и силен. Внимание его разделилось между женщиной и Симоном, он задал ей вопрос, враждебно осматривая Симона. Она ответила потоком слов, ее рука начертила в воздухе какой-то знак между Симоном и воином. Увидев это, воин коснулся шлема жестом, который мог быть только приветствием чужеземцу. Но распорядилась в этой ситуации женщина.
Указывая на воина, она — продолжила урок языка:
— Корис.
Симон решил, что это может быть лишь личным именем. И он ткнул пальцем себя в грудь.
— Трегарт. Симон Трегарт, — и подождал, пока она назовет себя.
Но она лишь повторила его слова, как-будто запоминая:
— Трегарт. Симон Трегарт.
Тогда Симон решил спросить прямо:
— Кто? — он указал пальцем на нее.
Воин по имени Корис потянулся за оружием, женщина нахмурилась, лицо ее приобрело холодное выражение. Симон понял, что допустил большую ошибку.
— Прошу прощения, — он развел руками, надеясь, что она воспримет его жест, как извинение. Он каким-то образом оскорбил ее, но лишь из-за своего невежества.
И женщина, должно быть, поняла это, потому что принялась объяснять Симону что-то, а затем — молодому воину. Впрочем, тот в последующие часы не стал более дружелюбным по отношению к Симону.
Корис с почтительным видом, не соответствующим разорванной одежде женщины, посадил ее за собой на спину большой черной лошади. Симон сидел на лошади другого воина, обеими руками держась за пояс всадника.
Спустя некоторое время Симон неподвижно лежал в постели и невидящими глазами смотрел на резной деревянный верх полога. Он мог бы показаться глубоко спящим, если бы не эти широко открытые глаза. Но старая способность мгновенно переходить от сна к бодрствованию не оставила его в новом мире. И сейчас он напряженно классифицировал сведения, стараясь из разрозненных фактов нарисовать картину того, что находилось за каменными стенами этой комнаты. Эсткарп оказался не только речной долиной. Это была серия мощных крепостей, расположенных вдоль дороги, обозначавшей границу. В этих крепостях они меняли лошадей, ели и снова скакали, подгоняемые необходимостью, которой Симон не понимал. Наконец они оказались в городе круглых башен, серо-зеленых, как почва, на которой они стояли. В этом окруженном стеной городе жила раса людей с гордой походкой, темными глазами и волосами, такими же черными, как у Симона. В этой расе чувствовалась глубокая древность.