Серая магия. Колдовской мир. Паутина колдовского мира

Сирик рассмеялся, поддерживая руками колышущийся живот. Рунольд улыбнулся.

— Да, вы в Верлейне из всего можете извлекать удовольствие, — согласился он.

Лишь лорд Дуарт оставался спокойным. Он сидел, положив руки на колени. Постепенно на его щеках появилась краска.

Полускрытая фигура не пошевелилась и не издала ни звука.

— Уведите ее, — приказал Фальк, — отведите к Сенешалю, он сохранит ее для нашего удовольствия. Для каждого удовольствия — свое время.

Теперь это был вежливый хозяин, занимающий прочное положение.

— А теперь доставим удовольствие лорду-герцогу — дадим ему жену.

Фальк ждал. Никто не знал, с каким огромным напряжением он вслушивался в ответ Рунольда. Пока Лойз стоит у алтаря редко используемой церкви, держа руки на рукояти топора, а Сирик произносит слова обряда, Рунольд именем своего повелителя может прекратить венчание. Но как только Лойз станет герцогиней Карстена, пусть лишь по названию, Фальк сможет свободно двигаться по пути, который он давно рассчитал.

— Да, да, — Сирик встал, с пыхтением расправляя складки плаща. — Венчание. Не нужно заставлять леди ждать, лорд Дуарт… Молодая кровь — нетерпеливая кровь. Идемте же, лорды… Венчание! — это был его час, и этот выскочка-солдафон не может помешать ему. Гораздо приличнее, если топор понесет, и будет замещать своего повелителя, благородный лорд Дуарт. Это предложил он, Сирик, и Ивьян тепло поблагодарил его перед выездом из Карстена. Да, Ивьян поймет… уже понял, что за поддержку храма братства и таких благородных семей, он больше не должен слушать разбойников, типа Рунольда. После венчания, солнце Рунольда должно закатиться.

Было холодно. Лойз металась по балкону большого зала — сердцу крепости. Она терпеливо стояла, пока произносились тосты, но не собирались делать вида, что верит в пышные слова и испытывает счастье. Лойз не понимала такого счастья. Она хотела только свободы.

Захлопнув за собой дверь и закрыв ее на три запора, она принялась за работу. Сняв с шей, головы и ушей драгоценности, она бросила их на пол. Длинное платье было откинуто в сторону. И вот, наконец, Лойз стоит перед зеркальным щитом, слишком возбужденная, чтоб чувствовать холод, идущий от каменных стен. Расплетенные волосы тяжело лежали на плечах, опускаясь до обнаженных бедер.

Прядь за прядью, безжалостно обрезала она их ножницами, длинные локоны падали на пол. Вначале быстро, а затем — медленно и осторожно, пока голова не приобрела такой вид, как полагается под шлемом. Те хитрости, которые Лойз презирала в изложении Беатрис, теперь пригодилась, она осторожно натерла брови и ресницы смесью сажи. Занятая этим делом, она почти не смотрела в зеркало. И вот, немного отступив, она критически рассмотрела свое отражение, весьма удивленная увиденным.

Настроение у нее поднялось, она была почти уверена, что сможет пройти незамеченной через большой зал и даже, если Фальк узнает ее… Нет, он не сможет ее узнать! Она подбежала к кровати и стала одевать приготовленную одежду.

Одевшись и застегнув оружейный пояс, она потянулась за седельными сумками. Но рука ее двигалась медленно. Почему это ей вдруг так не хочется покидать Верлейн? Она выдержала брачную церемонию, скрывая свою цель. И знает, что пир — лучшее время для осуществления ее замысла. Лойз сомневалась, что хоть один человек в замке или вне его, сегодня соблюдал бы бдительность. К тому же, она знала потайной ход.

Но что-то удерживало ее: она ждала, теряя драгоценное время. Испытывая сильное желание вернуться на нависающий над залом балкон, она бессознательно кинулась к двери.

Что сказала служанка? Кто-то приближается на крыльях бури, хорошо используй возможность, Лойз Верлейнская! Что ж, вот ей возможность, и она готова воспользоваться ей со всем умом и хитростью, которые развила у нее жизнь в доме Фалька.

Но двинулась она не к потайным ходам, о которых Фальк и его люди ничего не знали, а к этой двери. И пока она боролась с этим безрассудным желанием, руки ее сами собой открывали запоры, и вот она уже в зале, каблуки ее сапог стучат по ступеням лестницы.

Точно так же, как огонь в очаге не согревал верх зала, шум снизу доносился сюда приглушенным, трудно было различить отдельные слова. Мужчины пили и ели, скоро они начнут думать о развлечениях. Лойз вздрогнула, но оставалась на балконе. И взгляд ее не отрывался от главного стола, как-будто ей важно было видеть происходящее.

Сирик, который в церкви приобрел даже некоторое достоинство, теперь был сплошным животом. Он швырял в рот содержимое бесчисленных тарелок и подносов, хотя его соседи по столу давно уже пили только вино.