Даже Лавренкова уже избавилась от комплекса вины, и, кажется, именно она первая попыталась наладить отношения. А Антоха, большой, сильный, мужественный Антоха опять оказался ведомым.
Он всегда слишком долго думал, так что решения за него успевали принять другие. Его просто ставили перед свершившимся фактом.
Сначала вся школа сделала их с Катей парой, навязав им нечто большее, чем дружба и общность интересов. Антон не возразил. Потом Катя, не дожидаясь размолвки, бросила его. Он снова не возразил, хотя и обиделся немного. А теперь Лавренкова прибрала его к рукам – ну этого он действительно хотел.
А Маринка-то какова? Медленно, терпеливо, тихой сапой, но непременно добивается своего.
Катя никогда не собиралась с ней сближаться. Лавренкова ее раздражала, смешила и даже злила. Но, отвергнув общительных и доброжелательных Самсонову с Кривицыной, Марина почему-то предпочла неприветливую и замкнутую соседку по парте. Катя отбивалась от нее, как могла, но в конце концов смирилась, и теперь их считают подругами.
Катя улыбнулась своим мыслям.
День выдался хороший: не слишком холодный, безветренный и солнечный. Недавно выпавший снег успел растаять, асфальт подсох, и даже не чувствовалось, что совсем уже немного осталось до зимы. Она будто отступила, то ли желая подразнить людей воспоминаниями о тепле, то ли собираясь с силами перед наступлением.
Сидеть дома и учить уроки совсем не хотелось. Может, пробежаться, пока еще светло?
Катя забросила домой школьную сумку, переоделась и снова вышла на улицу. Маршрут она никогда не выбирала целенаправленно, хотя имелись привычные, основательно протоптанные, давно загруженные во внутренний джипиэс-навигатор. Бежишь будто и не по улице, а по списку аудиозаписей, что звучат из наушников, а ноги сами выбирают: здесь прямо, до конца квартала, потом налево, вдоль сквера, а там через дорогу по сигналу светофора. Но порой тянуло свернуть куда-нибудь, где еще ни разу не бегала. Сегодня, например, поманила арка-проход в середине дома.
Посыпанная гравием дорожка, выныривая из-под арки, впадала в узкий тротуар, связывающий подъезд с подъездом. С одной стороны стояли в ряд небольшие прямоугольники палисадников, с другой, словно водруженное набок железнодорожное полотно – рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, – тянулась ограда детского сада. А вокруг дома, дома, дома; одинаковые дворы с редкими деревьями, островками засохшей травы, серыми лентами асфальта.
Вот чего свернула, спрашивается? Неужели через мрачный бетонный тоннель надеялась выйти в Страну чудес?
Но и возвращаться не было смысла. Да и какая разница, где бегать?
– Катя! – донеслось вдруг из-за спины. Как назло в перерыве между песнями.
Она чудом не вздрогнула и не шарахнулась в сторону. Сжала кулаки и сделала вид, что не слышит. У нее же в ушах наушники – правильно? Громкая музыка перекрывает все звуки извне.
Чуть прибавив в темпе, Катя ринулась к удачно расположенному прямо по курсу торцу дома, за который можно было свернуть.
Но голос догнал.
– Катя! – раздалось совсем рядом, заставило остановиться и обернуться. – Все тренируешься?
Катя почти не расслышала, больше догадалась, в ушах звучали другие слова, рифмованные и положенные на музыку.
Вот и пусть звучат. Вынимать наушники Катя не собиралась. Но Эдик, как всегда, распорядился сам. Без всякого стеснения, ни на секунду не задумавшись, имеет ли он на это право.
Легко прикоснулся к Катиным ушам, вытянул наушники. Катя отобрала их, произнесла неприветливо:
– Ну и что тебе надо?
Не получилось, как хотелось. Голос неуверенно дрогнул, и Эдик мгновенно выцепил эту слабость, улыбнулся. Он так и остался победителем. Ведь Катя не смогла тогда достойно ответить, дать отпор, переиграть в свою пользу. Она сбежала. Значит, навсегда останется поверженной, зависимой от его воли и сделает то, что он скажет. Совсем как раньше.
Но пока:
– Просто рад тебя видеть.
Но Катя больше не верила в дружелюбие Эдика:
– С чего бы?
И улыбка у него вовсе не радостная, а самодовольная:
– Ну как, неужели непонятно? – сделал паузу и продолжил вкрадчиво: – Ты же мне всегда нравилась.
Ага. Потому что училась хорошо и безропотно позволяла списывать.
– А сейчас ты еще красивее стала. И такая…
Эдик нарочно не договорил. Оставил Кате самой додумать по изменившемуся выражению своего лица, бесцеремонно изучающему взгляду, многозначительной улыбке.
Катя, пытаясь уйти от Эдикова натиска, мотнула головой и попятилась, но тут же ткнулась спиной в твердую бетонную стену – не надежную опору, а скорее западню. И Эдик понял, надвинулся, приблизился почти вплотную. Его ладонь, не касаясь, скользнула вверх вдоль Катиной руки и уперлась в стену на уровне плеча. Вторая ладонь вжалась в стену с другой стороны от Кати.
Ловушка захлопнулась.
– Эдик, ну что ты ко мне привязался? Что тебе надо от меня?
Калинин уставился ей прямо в глаза своими ясными, как небо, очами.
– Как-то неожиданно у нас все закончилось, правда? Ты исчезла, номер телефона сменила. Жалко. Я не прочь продолжить. Может, попробуем опять?
– Эдик, хватит! Пожалуйста. Отстань от меня!