Серая нить. Книга первая.

Огел понял, что превращение закончено, ударил в самый центр твари. Стоило острию клина коснуться призрачного тела, как серые ленты с чудовищной быстротой оплели, закрытую древесной броней, руку. От прикосновения с корой ленты дымились, нежить же шипела, как тысяча змей. Воздух наполнился зловонием от тлеющих на руке лент. Несколько тинок длилась борьба нежити и, закованного в деревянную броню, северянина, прежде чем раздался хлопок, и призрачная тварь растаяла в воздухе. Вслед за ней осыпалась трухой и кора с руки.

– Благодарю вас, боги, что не оставили меня в столь не простой час. – Произнес Огел.

Он опустился на одно колено и посмотрел на ладонь, где лежал дар отца. До этого дня он не верил в силу амулетов и носил его скорее, как память об отце. Он бережно положил колышек обратно в мешочек, покрепче затянул шнурок и повесил на шею, добрым словом вспоминая родителя, который и после ухода за ворота Вайхи заботился о нем.

Вечер осторожно спускался на землю. В темнеющем небе начали появляться первые звёзды. От воды в озере стало потягивать прохладой, вдоль берега, цепляясь за камыш, начинал клубиться туман. Он медленно вылезал на берег, расползался по лощинам и оврагам, приглушая собой, вечерние звуки.

Но женщину все это в данный момент мало волновало. На её коленях лежал нож – единственная вещь, которая осталась от того, кому она подарила свою первую ночь любви.

Полная сомнений и страха быть отвергнутой, она проделала путь в клан соседей, чтобы воспользоваться обычаем первой ночи и получить свою толику любви. Ценой за эту ночь был ребенок, которого она не могла забрать с собой домой. Дети клана всегда оставались в клане. Но все же Оленья целый год провела рядом с сыном. Это было против правил клана пяти ручьёв, но глава родного клана, выхлопотал у соседей для неё эту поблажку.

Любовь и нежность наполняли её сердце всякий раз, когда брала она сына на руки, целовала его маленькие пальчики. Счастливая улыбка не сходила с лица, чувствуя, как крохотные ручки играют с её волосами, и не было ничего слаще, чем боль от укусов сына, припавшего к груди.

Затем его забрали в дом ребенка, где не было места слепой матери, и Оленьи пришлось вернуться в родной клан. Теперь, спустя годы, у неё появилась возможность вновь дотронуться до сына. Ей было страшно и боязно предстать перед ним. Захочет он признать её, позволит прикоснуться к нему, простит, что смирилась, когда ей запретили быть рядом?

После ухода Оленьи, суд все же вынес решение по делу, ради которого собирался. Корабль и все имущество на нем передали истинному владельцу Огелу, сыну Коуна, из рода Фоору. Всем дадгам было приказано покинуть земли клана в течение трех дней от получения вести, запрещалось бывать на землях клана, даже проездом. Если кто из них тайно нарушит границы клана, будет приравнен к душегубам и посажен в яму с крысами. Покинуть пределы клана племя дадгов должно под оком стражи порубежников.

Грег, глава совета старейшин клана, стоял на обочине дороги, провожая взглядом удаляющийся конвой из выселенных и снятых с корабля дадгов.

– Теперь чего делать собираешься? – спросил он у северянина.

– Сперва отыщу могилу брата, кое-кто из ватаги Белека шепнул мне, где искать надобно, – ответил Огел, затем, нахмурив брови, добавил, – ну а далее сам знаешь наши обычаи, пока убийца брата ходит по земле, не будет мне покоя. Дружина решила пойти со мной.

– Что ж сын Коуна, сдается мне, ты нажил себе сильных врагов, – Грег сделал паузу и улыбнулся, – как и новых друзей. В путь, когда собираешься?

– Дня через три-четыре, спешить теперича нам некуда. Пусть люди отдохнут.

– У меня к тебе просьба, друже, – сменил тему разговора Грег.

– Все, что в моих силах.

– Данья Оленья, чью жизнь ты спас, решила посетить наших соседей. Не мог бы ты сопроводить её до их заставы?

– Данья Оленья открыла тайну гибели брата, и для меня это будет приятной обязанностью, – произнес Огел. Через три дня два судна покинули пристань клана Берунов.

ГЛАВА 7.

Лес не был так однороден, как летом. Осень щедро разукрашивала его яркими красками, заставляла листву вспыхивать алым цветом, словно факел в одном месте и осыпала золотом в другом. Она перемешала тона и оттенки, наносила мазки своей невидимой кистью, позволяя глазам, насладится праздником цвета перед однообразной и холодной зимой.

Вен стоял посреди небольшой поляны. Он поднял голову на встречу мелким каплям дождя, нежно падающими на лицо. Его глаза были закрыты. В этот момент мысли сотника были далеко от места, где он стоял под моросящим дождем. Ему казалось, что не дождь, а нежные девичьи губы, разорвав время, касались его лица. Горьковатый запах осеннего леса, напоминавший запах её волос, обволакивал его, заставлял сердце сжиматься от тоски.