Серая нить. Книга первая.

– Ты милок, лежи не дергайся так, только с того света вернулся , а туда же город спасать.

– Не хочешь, тогда я сам, – скрепя зубами Тын стал подыматься с постели.

– Ляг не ярипенься, – стал удерживать раненого Борода, – ни к чему страже твои хлопоты, да и нет теперича стражи нашей. Покуда ты, со смертью тягался, наш город оказался под пятой басурманской, – Итин замолчал, тяжело вздохнул, а глаза наполнились влагой. – Слободку нашу, Глинку вырезали и сожгли, вот тока мы с Катекой, и выжили. Схоронились в подвале за горшками через енто и выжили. Благо подвал у меня глубокий и вход со двора, а не из дому, как у других, то бы угорели от дыма.

– Куда же войско наше подевалось? – спросил кузнец, до которого ещё не совсем дошел смысл сказанного.

– Таки смыло, войско. С горных озёр водой и смыло, сам говорил измена, – гончар ещё раз вздохнул прежде чем продолжить. – А ещё отряд у них в нутрии крепости был, как только наши вои город покинули, бусурмани енти к воротам. Доспехи с убиенных стражей поснимали, да на себя подевали, это чтобы стража у ворот их сразу не признала. Ещё говорят, привел дадгов к воротам сам командир верховной стражи. Вот таки дела милок, так что лежи, поправляйся, – Итин поправил одеяло и встал, чтобы уйти.

– Эх вы, по норам забились. А надо было народ подымать, – разозлился кузнец, сжимая кулаки.

– Дык подымались мужики, когда слободку вырезали, шибко раздухорились, асобля когда увидели, как дадги тикать от них начали. До площади дворцовой дошли, а там их и ждали латники, – продолжил рассказывать Борода, не замечая злые нотки в голосе кузнеца. – Обложили их там как волков, со всех сторон, токо флажков не было. Народ собрался мастеровой, за меч как браться толком не знают, а как увидели войско чужеземное, вообще оробели. Оно и понятно, у всех детвора, да бабы дома дожидаются, – гончар замолчал и принялся чесать бороду, при этом довольно похрюкивая.

– Дальше что было? – нетерпеливо спросил Тын, которому надоело смотреть, как гончар возится со своей бородой.

Итин с явным недовольством прекратил копаться в бороде что-то выискивая там, и уставился на кузнеца.

– А чего дальше. Дальше к ним вышел главарь басурманский, велел по домам расходиться или всех вырежет, включая домашних.

– Затем правда молвил, коль есть что сказать, выберите делегатов, с ними мол гутарить буду, – хозяин дома вновь замолчал, и вытащил откуда-то кусок хлеба, тут же засунул его в образовавшийся проем в бороде, принялся жевать.

– Ну, и что, послали? – поинтересовался кузнец.

– Знамо дело послали, – ответил гончар и отправил в рот очередной кусок.

– Мне что, каждое слово из тебя щипцами вытаскивать, – раздраженно буркнул Тын.

– И куда ты так торопишься, – все так же невозмутимо ответил хозяин, стряхивая крошки с бороды. – Все беды от спешки.

– Не томи, – взмолился кузнец.

– Принял правитель басурманский ходоков наших и говорит им. Живите, как жили, работайте казну приумножайте, но ежели супротив пойдете, пощады не будет. Вот таки дела, – закончил рассказ Гончар, своей любимой присказкой.

В подвале установилась тишина, нарушаемая только сопением Итина, копающегося в своей бороде. Тын же лежал, погрузившись в свои мысли.

«За что, за что судьба наказывала его. Сначала отобрала любимых людей, теперь ещё родной город, под пятой у проклятущих дадгов».

– Я у вас долго не залежусь, маленько оклемаюсь и уйду, – после продолжительной паузы произнес кузнец.

– Ну ты проглянь на него, Куды ты пойдешь. – хлопнув себя по бокам возмутился гончар. – К себе, так там тебя схватят и в цепи, аль сразу башку отрубят. Может, кровушку басурманскую хочешь пустить? Тоды подумай о людях простых. Енти как сказывали, ежели кто убьет их него то, всех родичей убийцы под нож. Ежели нет никого, десять человек на улице схватят первых попавшихся, и чик. – Итин провел большим пальцем по горлу.

– Нет, – вздохнул Тын, – из городу уйду, как только ноги ходить смогут. Тяжко здесь оставаться.

– Э-э-х, неужто ты думаешь ежели от сель можно было уйтить, седели бы мы здесь. Пол города давно разбеглось. Просто так никого не выпускают. Хочешь уехать, пожалуй золотой, за кормильца, и по пять медяков за каждую голову из семейства. И это за простого смертного. Мастера, иль умельца редкого, обязали по пять золотых платить.

На воротах строго нынче, не проскочить. На улице ежели поймают без бирки, сразу в управу тащат. Списки то у них все остались, покуда разбираются, в темной сиди, похлебку пустую хлебай.

– Ну, это не страшно, – ухмыльнулся кузнец – я тайные ходы знаю. Не зря же, десяток лет, на этих стенах ноги стаптывал.

– Дык может и нас Катейной, собой заберешь? – с мольбой в голосе, произнес Борода.

– А почему и нет, коль не боитесь, – ответил Тын улыбаясь, – веселей в дороге будет. Только не знаю я куда пойду, некуда мне идти.

– Не тужи по этому поводу, аль мало на свете хороших мест, где-нибудь да найдем приют.

Третий день Дакес вел остатки войска Глена по горным тропам. Чудом спавшиеся воины шли молча, стараясь не встречаться взглядом с идущими рядом.