Серая Орда

Всякий раз, когда Заруба не соглашался с княжескими приказами, он отправлялся в корчму Байборея, или напивался где-нибудь ещё. Теперь же, получив запрет на вывод полка из города, напротив, оставил легкомыслие и занялся укреплением обороны. Однако это вовсе не означало, что приказ пришёлся ему по душе. Заруба, вроде бы смирился, во всяком случае, взялся за подготовку обороны с редким для него рвением, но мысль работало в ином направлении. Воевода искал лазейку.

В отсутствии Лапши, князь поставил его сразу на две крепости — Главную, окружающую княжеский двор и Сынтульскую, что прикрывала московское направление. Не рассчитывая на один только свой полк, Заруба поднял ополчение. Затем, подумав ещё, отправился в окрестные слободки набирать добровольцев. Люди поднимались охотно. Что за напасть случилась, мало кто из них понимал. Ходили непонятные слухи о степняках, о московских происках. Но воеводе доверялись и без подробностей. Знали, Заруба осторожен как волк и зря их головы не подставит. В итоге, стены обоих крепостей кишели вооружёнными людьми.

Ответственность разом за две твердыни навела его на мысль, оставить в каждой по заместителю. Спичке он поручил Главную крепость, а опытного дружинника по прозвищу Ворот поставил руководить Сынтульской. Затем, якобы для того, чтобы производить вылазки, Заруба занялся созданием летучего отряда. Отобрав два десятка дружинников, он добавил к ним самых отчаянных головорезов из числа верховых добровольцев, и получил хорошо вооружённый полуполк конницы.

Теперь, если бы Уку, вдруг пришло в голову отыскать воеводу, Спичке следовало отвечать, что тот только-только выехал в Сынтул, а Вороту, соответственно, приказано было отсылать всех в Главную крепость.

Устроив всё таким образом, Заруба с летучим отрядом тайно ушёл к Сосновке.

Мещера. Окрестности Вурдово.

Варунок очнулся посреди малинника. По исцарапанной колючками руке ползали мухи. Собирали сукровицу и с жужжанием дрались между собой за лучшие места. Другие искали съедобное на лице и жуткой щекоткой разбудили княжича окончательно.

Утреннее солнце тщетно пыталось поднять кого-нибудь ещё. Но кроме ровного гула мух и слабого шелеста листьев, лес не издавал ни звука. Варунок попробовал встать и едва не упал: в голове воцарился какой-то кусачий туман, ноги слушались плохо, а во рту лениво шевелился распухший язык. Юноша не смог вспомнить ни где находится, ни как попал сюда. Вроде бы среди ночи ему захотелось отойти по нужде. Отойти? Откуда?

Он тряхнул рукой, сгоняя настырных мух. Те, покружив немного и, в конце концов, поняв, что пиршество прикрылось, отправились восвояси. Но не разлетелись, а плотной стайкой устремились в одном направлении. Варунок проводил их взглядом и заметил дорожку примятой травы, уходящей туда же.

Его собственный след? Или тех, кто затащил его в малинник? В любом случае стоило проверить. Больше идти всё одно некуда.

Сохраняя с великим трудом равновесие, точно покидающий корчму поздний гость, он отправился за мухами. Всего через дюжину шагов след вывел его на поляну. Первое, что бросилось в глаза, был гроб с лежащей рядом тяжёлой крышкой. Где-то он такой уже видел, но вот где и при каких обстоятельствах, припомнить не смог. Всюду валялись вещи и пустые мешки, словно кто-то спешно покидал поляну, не успевая собраться. Мухи пристроились здесь же, на монахах, что лежали рядком в стороне. Монахов было трое, и от мух они не отмахивались. В одном из них юноша узнал своего мучителя. Кажется, его звали Жмень.

Нутро вдруг дёрнулось, а рот наполнился желчью. Варунок, пошатнувшись, сплюнул. Голова по-прежнему разрывалась, вдобавок ему жутко захотелось пить. Среди груды полезных вещей воды не нашлось.

Чем же его опоили? Что здесь произошло, и куда делись те, кто завалил монахов? Вместо ответов голова одарила болью. Оставив солнце за спиной, Варунок покинул поляну. Два желания заставляли его шевелить ногами — выбраться поскорее отсюда и утолить жажду.

Ему повезло. Совсем скоро он нашёл и ручей, и дорогу. Там где они пересекались, виднелось множество следов от колёс и копыт. Оставив дорогу на второе, княжич попытался присесть у ручья, но в глазах потемнело, и он рухнул на топкий берег. Рухнул, впрочем, удачно. Хоть вся грудь и погрузилась в грязь, губы коснулись чистой воды.

Наглотавшись вдоволь и полежав с полчаса недвижно, он нашёл в себе силы подняться вновь. Теперь его вниманием завладела дорога. По виду наезженная, она казалась совершенно пустой. Куда ведёт дорога, и почему среди бела дня не видно прохожих? Вопросы, едва возникая, растворялись в тумане и прикрывались болью. Варунок на ответах не настаивал.

Он вновь припал к ручью и пил до тех пор, пока не ощутил внутри тяжести порядочного запаса воды. Почувствовав себя бодрее, юноша собрался уже отправиться в путь и задумался, в которой стороне лучше пытать удачу, как вдруг услышал топот. Не одинокий всадник, не конный разъезд — большой отряд сотрясал землю.