Есть моменты, когда нужно атаковать быстро и безжалостно, не давая противнику ни секунды для перегруппировки, но это тактика лучше всего подходит для места, которое ты хорошо знаешь или изучила на картах до такой степени, что можешь ориентироваться в нем вслепую. Позвонив в дверной звонок Тетрагода, лучшая тактика — как предположила сестра Яблоко, изучив серые фолианты, — залечь на дно, дать защитникам разоблачить и измотать себя, затем узнать то, что нужно узнать перед ударом, и только потом нанести сильный удар.
• • •
СЛОЖНО ИГРАТЬ В ожидание, особенно когда твой друг в опасности. Ной-гуин не могли знать, что целью вторжения была Нона — в конце концов, у них было много врагов, — но она будет на первом месте в списке причин нападения. Вероятно, они перевезут Нону, или, может быть, убьют ее и покончат с этим. Но Чайник так не считала. Если они посчитают Нону мишенью, то она будет и приманкой. Ной-гуин были мстительны. И даже если бы они не были мстительными, нападение на Тетрагод было нападением на их репутацию и не могло остаться безнаказанным. Если Нона будет убита, то, возможно, нападавшие растают, не пойманные, а этого нельзя допустить.
Чайник решила, что наиболее вероятным вариантом действий для ной-гуин — если они посчитают Нону мишенью, — было бы пытать ее в надежде выманить нападавших. Они рассмотрят возможность того, что она нить-связана с по крайней мере одним из своих будущих спасителей. Единственной альтернативой было бы признать, что ной-гуин, которая привела Нону сюда, позволила выследить себя до Тетрагода более традиционными способами, а это было немыслимо.
После длинной цепочки случайного выбора направления, запечатленной в памяти, Чайник опустилась на пол и стала ждать. Она скорчилась в холодной, абсолютной темноте коридора, где, возможно, никогда не был ни один человек за все долгие тысячелетия с тех пор, как поток, который прорезал его, нашел другое русло. Она погрузилась в ясность и открыла уши к малейшему намеку на звук, ее разум соприкасался с темнотой, чувствительный к любой вибрации, которую могла вызвать сила тень-работника. Она достала из рюкзака поход-печенье и медленно жевала его, позволяя мгновениям скользить мимо и складываться в часы. И Нона, вызванная по нить-связи ужасом — сейчас подавленным и направленным в более полезные формы, — который испытала Чайник, приближаясь к Тетрагоду, обнаружила, что ее хватка на восприятии монахини ослабла. По мере того, как страх сменялся спокойствием и самой непосредственной угрозой становилась скука, место Ноны в глубине сознания Чайник становилось все меньше и меньше. Наконец она почувствовала холод своей камеры и дрожь собственного тела, которое, в отличие от тела Чайник, было завернуто только в рваные остатки сорочки.
• • •
НОНА РЕЗКО ОТКРЫЛА глаза:
— Черт.
Нона распрямилась, обнаружив, что ее мышцы затекли, а рука и бедро болят от того, что она лежит на каменном полу. Она встала и повернулась лицом к стене, нащупывая железный штырь с кольцом, к которому крепилась цепь, ведущая от ее лодыжки. Она не знала, сработал ли трюк с обмоткой, или даже мог ли он сработать, но кроме него у нее ничего не было. С каждой унцией скорости, имевшейся в ее распоряжении, она повторила процесс, наматывая цепь вокруг штыря так быстро, что диск, который она построила у стены, не успел рухнуть. На последнем круге она ухватилась за внешний край прежде, чем звенья успели сдвинуться, и приложила всю свою силу, чтобы повернуть его.
Нона попыталась еще раз. И еще. Она потеряла счет попыткам.
Любая хунска, даже чист-кровка, быстро устает, когда использует свою скорость на пределе. В конце концов Нона в изнеможении рухнула на пол, ее ногти раскололись, руки болели. Она лежала, потянувшись к трансу безмятежности, ожидая, пока ее тело соберет свои ресурсы для новых всплесков скорости. Она слышала, как, мягко ступая, приближаются люди, много людей. Безмятежность защитила ее от потрясения, но страх все равно поднялся, прилив страх. Она встала на ноги и приготовилась драться.