Серая сестра (ЛП)

— Здесь! Остановитесь здесь.— Река Ганимед питала Водоворот, который, в свою очередь, впадал в Белое озеро. В городе Чайник не узнала ничего такого, чего бы она уже не видела, когда острый страх Ноны открыл связь между ними, направив переживания девушки в сознание Чайник. Это было откровение, гораздо более интимное соединение, чем тень-узы.

Чайник сжала губы и понадеялась, что подробности ее личной жизни не проскользнут в сознание Ноны без ее ведома. Она указала на галечный пляж у внешнего изгиба реки. Река Ганимед уже несколько миль отклонялась от нужного ей направления.

— Как хочешь, сестра. — Рыбак и его дочь принялись пришвартовывать свое судно.

— Благословение Предка на ваше путешествие. — Девушка принесла из деревянного ящика на корме кусок хлеба и сыр, завернутые в ткань.

— И на твою семью. — Чайник с улыбкой взяла еду и выпрыгнула на камни. — Счастливого возвращения! — Накатилась волна, и она поспешила к тропинке, идущей параллельно реке.

Чайник поплотнее закуталась в пальто — не в монастырское поход-пальто, а в просто потрепанное одеяние путешественницы. Пока она шла, ее пальцы перебирали флаконы, прикрепленные ремешками к внутренней подкладке пальто, — яды с одной стороны, противоядия с другой. Она проверила свое оружие — от меча и метательных звезд до самого маленького ножа и отравленной заколки. Ее глаза не отрывались от того, что лежало впереди. Она держала разум свободным от беспокойства и размышлений. Она уже обдумала, кто мог похитить девушку, и не пришла к твердому выводу. Зацикливаться на таких мыслях, кружить их снова и снова по дороге, как она делала это в монастыре, было равносильно приглашению смерти. Серая Сестра живет в настоящем. Думать о будущем — это то, что нужно делать в максимально безопасном месте, а не там, где это оттолкнет тебя от настоящего мгновения. Кто бы ни похитил Нону, он мог легко замести следы, оставить одного или двух друзей наблюдать с ветвей дерева, у дороги или стоя за прилавком кондитерской в каком-нибудь торговом городке. Быть может они просто ждут, когда надо будет кого-нибудь убить.

• • •

ЧАЙНИК ШЛА С полудня до поздней ночи, подталкивая свое тело, чтобы поддерживать бешеный темп.

— Я найду тебя, Нона. Клянусь Предком. Я найду тебя и покончу с любым, кто попытается остановить меня. — Образы разрезанной плоти поднимались из десятков воспоминаний, но быстро возвращались на свои места, когда Чайник сосредоточивалась на дороге впереди. Мгновение расслабления, и она снова сосредоточилась на настоящем — настороженная, напряженная, готовая.

Ту ночь монахиня проспала на ферме неподалеку от Хонора. Обрезанные полпенни оказались достаточной компенсацией за то, что она разбудила жильцов, наняла комнату и кровать со свежим бельем, плюс еду с мясом и медом. Наполнив едой тело, Чайник отправилась в свою комнату и расставила ловушки. Наконец она положила подушку под простыни и свернулась калачиком под серым плащом, устроившись спать на полу в углу, который заслонит открывшаяся дверь.

Чуть позже, когда фокус луны превратил черноту ее ставен в узкие полосы пылающего малинового цвета, Чайник почувствовал толчок Яблока вдоль их тень-уз. Чайник послала собственный толчок обратно в Сладкое Милосердие, давая знать Госпоже Тень, что она в безопасности.

Нона продолжала смотреть, даже когда Чайник закрыла глаза. Она не хотела отступать в свою собственную темноту, к смятению и тошноте, слепоте и боли, и все же, когда вокруг нее начали подниматься сны Чайник, Нона ушла из разума монахини. Потому что, хотя мы можем разделять некоторые сны, о других мы не говорим даже самим себе, и никто не должен так глубоко заглядывать в другого человека без разрешения. Может быть, даже тогда.

Сон Чайник поднялся, красный, кровавый, обвился вокруг нее, и Нона упала, ослабив хватку, проваливаясь в хаос собственного разума.

27

НОНА ПЕРЕКАТИЛАСЬ ПО грубым доскам и ударилась о деревянную стену. Все качалось, все поднималось и опускалось.

Ящик. Я в ящике.

Темнота воняла ее собственными испражнениями, во рту стоял кисловатый привкус рвоты. Острый как бритва свет просачивался между досками, режа ей глаза. Тело само по себе покатилось в другую сторону, и только другая стенка остановила его. Кто-то связал ей руки за спиной.

Я в море.

Тебя везут. В голосе Кеота прозвучало глубокое раздражение.

— Что? — Нона попыталась сесть и ударилась лбом о доску в нескольких дюймах над своим лицом.

Тебя везут в маленьком ящике. Ты в нем уже два дня.

Нона зажмурилась и попыталась увидеть Путь. Ничего. Она согнула руки и ахнула от нахлынувшей на них страшной боли. Она не чувствовала рук, хотя все остальное, начиная с плеч и ниже, кричало в знак протеста. Ее запястья, казалось, были скованы вместе. Она попыталась заставить появиться дефект-клики, но произошло ли что-нибудь, она не могла сказать.