Серая сестра

Яблоко замедлила шаг, приближаясь к первым деревьям. Раньше она вела себя неосторожно: поспешность привела ее в руки людей, которых она могла бы обойти незамеченной, если бы не отвлеклась. Она прошла между двумя вязами, тени обтекали ее тело, текли вокруг воздетых рук. Тень-работа всегда давалась ей легко. Темнота собралась в ее ладонях. Когда тени откликались на ее волю, ей казалось, что она вспомнила какое-то имя, которое давно ускользнуло от нее, или узнала разгадку загадки, испытывая что-то вроде душевного облегчения, почти радости. В лесу творилась и другая тень-магия. Пустые пространства дрожали от ее эха. Там лежал крик Чайник, резкий и глубокий, но были и другие следы, следы кислой работы ной-гуин. Яблоко уже пробовала их раньше, в Сладком Милосердии, в ту ночь, когда Туран Таксис послал двоих из них убить Нону. То, что они не справились с этой задачей, было выше ее понимания.

Яблоко завернулась в темноту и стала искать терпение Серой Сестры. Госпожа Путь научила ее мантрам двадцать лет назад, и Яблоко сделала их частью своего собственного фундамента, вплетенного в ее сердцевину. Однако сегодня, когда тревога Чайник пульсировала в тени, терпение пришло с трудом.

Подлесок царапался, рвался и шуршал с каждым шагом Яблоко. Она чувствовала себя такой же грубой, как любая послушница, ее лес-искусство заржавело от неупотребления, она была уверена, что ее приближение будет услышано любым врагом в радиусе тысячи ярдов. Наживка в ловушке. Тактика такая же старая, как убийство. Оставь раненого товарища, друга, возлюбленного, а потом жди и наблюдай. Ной-гуин мог лежать среди ветвей любого дерева, с арбалетом наготове, с болтом, смазанным ядом.

Чайник не стала бы меня звать, если бы это было правдой. Яблоко двинулась вперед, оставив терпение позади, но принеся с собой тени.

Единственное, что привлекло ее внимание к Чайник, — связь между ними. Монахиня лежала у подножия огромного мороз-дуба, ее тело соответствовало изгибам корней. Листья покрывали ее поход-пальто, листья и грязь, головной убор исчез, разметавшиеся волосы цвета воронова крыла открывали только тонкие ломтики бледного лица. Она лежала, распластавшись, как мертвая, часть лесной подстилки, камуфляж, которым гордилась бы любая Серая Сестра.

— Чайник! — Яблоко подошла к ней, страх перед луком убийцы был подавлен уверенностью, что Чайник мертва и что у нее не осталось никакой цели в этом мире. Она взяла грязные пальцы Чайник своими, потрясенная их холодностью. — Чайник... это я. — Она подавилась словами, ошеломленная, в то время как другая ее рука, все еще спокойная, с привычной легкостью нащупывала пульс монахини. Ничего. Нет... не ничего, шепот.

Яблоко потянулась к Чайник, чтобы поднять ее с холодной земли, но увидела рукоять ножа, торчащую из ее бока чуть выше бедра. Она прикоснулась пальцем к навершию, железному шару. Рукоятка оплетена кожей. Она узнала кинжал. Чайник показывала ей такой же после того, как его отобрали у Ноны. Ной-гуин, точно. Та, которая сбежала. Яблоко усадила возлюбленную к себе на колени и некоторое время сидела, обнимая ее, крепко зажмурив глаза от слез. Через несколько секунд она сделала глубокий судорожный вдох и попыталась успокоиться.

Думай.

Яблоко посадила Чайник обратно на землю и сняла собственное поход-пальто. Положив Чайник на пальто, она осмотрела ее на предмет других повреждений, проверяя цвет кожи, поднимая веки, прислушиваясь к дыханию, наблюдая за скоростью, с которой кровообращение возвращалось к ее конечностям, когда их щипали. Она взяла тонкую кожаную трубку из коллекции, хранившейся в ее рясе, и сломала печать. Холод уже заставлял ее дрожать. Она вылила жидкость в рот Чайник, села и стала наблюдать. Кроме раны от ножа никаких других не было. Клинок, наверняка, был покрыт ядом, но не было никаких признаков, явных настолько, чтобы сузить выбор.

В течение самой длинной минуты в жизни Яблоко ничего не происходило. Деревья вокруг нее стонали от ветра, их листья бурлили. Потом Чайник дернулась, захлебнулась и начал задыхаться. Яблоко схватила за голову.

— Полегче! Просто дыши.

— Г-где? — Любой дальнейший вопрос потерялся в кашле и удушье. Одна рука вцепилась в поход-пальто как раз над ножом. — Болит.

— Я же сказала тебе дышать, идиотка.

— Я-Ябби? — Чайник повернула голову и прищурилась, как будто свет был слишком ярким. Кожа у нее была белая, как кость, губы почти синие. — Сестра. — Слабая улыбка.

— Я дала тебе адрин, это ненадолго. Скажи мне, что ты приняла. Быстро!

— Нона. Она заставила меня позвать. — Чайник невнятно произнесла эти слова, глядя мимо Яблоко на листья, черные на фоне белого неба. — Теперь ушла.

Яблоко встряхнула ее:

— Что ты приняла? Это очень важно!

— Ч... — Чайник моргнула, пытаясь сосредоточиться. — Черное лекарство. — Ее дыхание стало поверхностным и быстрым. — И... калеворт.

— Калеворт?

— Мне... было холодно. Подумала, что это... может быть ночь-трава

— Кто намазывает клинок ядом из ночь-травы? — Яблоко покачала головой. — Где ассасин?