Серая Слизь

“…Не востребована — уникальность. Как нечто противоположное функциональности. В конце концов, какова определяющая характеристика творческого акта и его результата? Неповторимость. Чем ценна человеческая индивидуальность? Отсутствием взаимозаменяемости. Но мы — мы нынешние — живем в мире воспроизводимых схем, сами превратившись в неотличимых отправителей функций…”

По 118 спрашиваю телефон латвийского общества собаководов. Вместо него мне дают номер собачьего приюта. Dzivnieku Draugs, Цандера, 4… Зато собаководческий телефон знают там. Звоню. Извините, мы тут на Эл-эн-тэ делаем сюжет про служебных собак редких в Риге пород… Вы не подскажете, как бы мне связаться с владельцем русского черного терьера по кличке Гектор?…

Заминка. “А вы… не слышали?” — “Н-нет, видимо… А в чем дело?” — “Филипп… хозяин Гектора… Он… покончил с собой”. — “Когда?…” — “В середине января, кажется… Про это даже в газетах писали… Ну, из-за брата…” — “Да… Извините… Как, вы говорите, его фамилия была?” — “Литовченко…”

Delfi.lv… internet.lv… meklet[14]. Филипп Литовченко.

“…повесился в собственной квартире. Оставив предсмертную записку — но ее содержание родные попросили не оглашать. Как заявили представители полиции, факт самоубийства не вызывает никаких сомнений. По их словам, версия о связи смерти Филиппа Литовченко с бизнесом его старшего брата, известнейшего в Латвии предпринимателя Бориса Литовченко, владельца компании LatEiroTrans, совершенно безосновательна: покойный к делам брата никакого отношения не имел. То же в разговоре с нами подтвердил вчера и пресс-секретарь “ЛатЕвроТранса”. Филиппу Литовченко было тридцать девять лет…”

“…Да и вообще, автор не может сказать, что его так уж интересуют причины. Ему интереснее, скорее, констатировать, что масштаб перемен обратно пропорционален общественному отклику на них. Что, впрочем, более чем объяснимо: ведь перемены-то заключаются в исчезновении ряда понятий из общественного сознания — а как заметить пропажу того, само понятие о чем утрачено?…”

— Ничего не слышал?

— Нет…

— Ну да, в газетах, наверное, завтра появится…

— Так когда, ты говоришь, это произошло?

— Вчера вечером.

— И где? В подъезде?

— В подворотне. В подворотне его дома. На Авоту, что ли… Естественно, — хмыкает, — главной версией полиция рассматривает разбойное нападение…

— То есть… это они специально закосили?… Под гопоту?…

Лера смотрит на меня с труднорасшифровываемым выражением — не без мрачной иронии. Даже безнадежной какой-то. Вымученной… Вообще выглядит она неважно.

— Излагаю слухи, — добивает в пепелке сигарету, достает новую. — Ну, что этот лейтенант был человеком конституционщиков и стучал им на богдановцев — об этом я и раньше слышала… Все дело действительно в наркоте. Полиция и Служба защиты Сатверсме делили бизнес. Назрела большая разборка. Как раз в связи с готовившимся делом “Ковчега” — Грекова, видимо, крышевали менты, а конституционщики под них копали… Вообще, история, кажется, довольно давно тянется… Ну, говорят, в итоге — недавно — менты с гэбистами как-то миром договорились. Переделили… И тогда очень похоже, что лейтенанта нашего просто свои же кураторы сдали… Если все типа полюбовно, то ни тем, ни другим такой “крот” не нужен… Тем более что про Кудинова тут в последнее время поговаривали — странный, мол, стал… Вероятно, он и правда сделался… плохо управляемым…

“Странный”. Ага… Я в курсе…

— И чем его?

— Тупым тяжелым предметом сзади… Перелом основания черепа. Следов борьбы никаких… Бумажник взяли, часы… “Убийство с целью ограбления”, в общем…