Серая сталь

– Возможно. – Боярич с улыбкой кивнул. – Но боюсь разочаровать вас, государыня. Ни суда, ни каторги не будет.

– Это почему же? – Императрица вскинулась, словно стрелок потерявший мишень.

– Я вижу среди вашей свиты ханьца, видимо врачевателя. Он-то точно знает, что такое суванг фаньши23.

– Ляо? – Государыня бросила взгляд на стоявшего в стороне невысокого мужчину в традиционном ханьском костюме с редкой седой бородой, и небольшой шапочкой на голове.

– Да, божественная госпожа. – Он низко поклонился, шагнул вперёд, и спросил по-ханьски. – Ведаешь ли ты силу двух потоков, и пяти оснований?

– Не только ведаю, но и практикую. – Без запинки ответил Николай.

– Почему тогда не убил этого ингго рён (англичанина), отложенной смертью? – Продолжал спрашивать лекарь на ханьском.

– Его смерть должна была быть тяжёлой, и мучительной как чертоги горячего ада, куда он попадёт после смерти. И люди должны знать, кто и за что покарал эту тварь.

Ханец подошёл совсем близко, и внимательно посмотрел в глаза Николаю, а затем поклонившись, отошёл к Императрице, и произнёс так тихо, чтобы слышала лишь она.

– Этот молодой воин уже похоронил себя благословенная госпожа. – Он тяжело вздохнул. – Дух его конечно жив, но уже смирился со смертью. Не будет никакого суда, и каторги. Он сам убьёт себя, и никто этому не помешает. Ни цепи, ни замки. Для ведающего Путь Смерти, это не преграда.

С негромким треском хрустнул веер, перемалываемый в тонких, но сильных руках Тасьи.

За двадцать два года пребывания на троне, императрица успела изучить все хитросплетения властных инструментов и сейчас как никогда понимала, что если этот юноша, и впрямь сделает то, что задумал, это будет если и не катастрофа, то уж точно не победа. И возможное ухудшение отношений с Британией, по сравнению с волной недовольства, прежде всего от дворянства империи, и (ну куда же без него!) простого народа, сильно подорвёт авторитет царской власти. Уже сейчас, за боярича Белоусова, просили депутации от дворянских собраний пятнадцати губерний из семидесяти восьми, и то, лишь потому, что остальные просто не успели добраться. И она не сомневалась, что смерть Белоусова, будет преподнесена её противниками, как насильственная, и кликуши возле церквей, уже на второй день будут кричать «уморили боярича».

Тупик этот был тем неприятнее, что вот-вот должны были состояться слушания по бюджету в государственной думе, и от настроения фракций зависело прохождение вовсе не безупречного документа. И на всё это накладывалась злость от самонадеянности мальчишки устроившего самосуд, да ещё и таким образом, что лицо покойного напугало даже привычных ко всему судебных медиков, и благодарность к нему же за отмщённую подругу. Они с Верой были действительно близки, как лучшие подруги, и во всём что не касалось государственных тайн, между ними не было секретов. Естественно она рассказала о своём молодом любовнике, причём в таких красках, что царица испытала ранее неведомое ей чувство острой зависти к подруге, ухитрившейся разглядеть сей бриллиант в толпе поклонников, и гостей. Боярич и вправду был хорош. И лицом и крепкой, ладной фигурой, и даже манерами. Вёл себя уважительно, но без подобострастия, хотя понимал, что здесь и сейчас решается его судьба. Уже не волчонок, но молодой волк без страха и сомнений, убивающий врагов за свою самку.

– И что можно сделать?

– Я могу опоить его настойкой забвения, но это ненадолго, если конечно вы, благословенная госпожа не захотите видеть его беспомощным и страждущим нового глотка настойки, больше собственной жизни. Хотя… думаю он знает, что такое «Эликсир белых цветов» и может противостоять его влиянию.

– Павел Игнатьич? – Императрица повернула голову в сторону командира личного конвоя. – Сейчас Ляо даст этому мальчишке эликсир, и он уснёт…

– До утра. – Подсказал врачеватель, правильно истолковав паузу в предложении.

– Уснёт до утра. Определишь его под надзор, да глаз не спускать. А поутру чтобы был чистый, умытый да сытый. Да вызови ко мне Отца Никодима, и поторопись, он спешно нужен.

Высокий бокал с настойкой опия, Николай принял, чуть усмехнувшись и благодарно кивнув ханьцу, поднял словно салютуя императрице влил в себя терпкий напиток, а уже через пять минут крепко спал, свернувшись калачиком на широкой лавке в караульном помещении охраны.

Епископ Никодим – духовник царской семьи, вызванный приказом императрицы из Новодевичьего монастыря, примчался в Кремль и чуть не бегом поднялся в покои государыни, где она работала с документами по детским приютам. Отложив в сторону акт ревизии, она тяжело посмотрела на святого отца, жестом предложила тому сесть, и заняла кресло напротив.

– Знаешь ли, что за беда у нас приключилась?

– Ты про убитого посольского, матушка? – Священник кивнул. – Ведаю. Да и как не ведать-то? Вся Москва о том гудит. Вот уж лихо лишенько… Так ведь каторга юнаку положена за такое.

– Да, за убийство с умыслом, в цепи пожизненно. – Императрица кивнула. – Только вот уморить себя вздумал этот прохвост. А как уморит себя, так и на нас только ленивый не подумает.