Серая тень (СИ)

— Если бы мешал, я бы тебя у целителей оставил. Меня больше интересует вопрос. Ты что совсем не боишься?

— Чего?

— Не чего, а кого. Например, большого страшного эльфа.

— А чего вас бояться. Если бы хотели уже давно бы что-нибудь сделали. А так столько времени рядом и ничего. И потом, у вас глаза другие.

— Другие?

— Да, другие. Я тот взгляд теперь сразу узнаю. А вы смотрите по-другому.

— Прямо даже не знаю, удивляться мне или оскорбляться.

— Да, бросьте, всё вы знаете. И если вы не надумали делать что-нибудь ужасное, может уже ляжем спать. А то мне после еды, что-то разморило.

Хазеель хмыкнул, но возражать не стал. Вскоре они уже потушили магический светильник и попытались заснуть.

Васька какое-то время полежал тихо, а потом нерешительно вздохнул и покосившись на силуэт эльфа спросил.

— Вы думаете, она придёт?

— Конечно, придёт.

Эльф видимо даже не собирался засыпать. Он повернулся к мальчику и его глаза блеснули в темноте.

— Но ведь она понимает, что не должна.

— Может и понимает, вот только ваша связь настолько крепкая, что её чувствую даже я. Просто так это не разорвать и отмахнуться, как от назойливой мухи не получится. Ты очень важен для нее, и она всеми способами даёт тебе это знать.

— Странно, а я этого не видел. Может, я не туда смотрю.

— Нет, малыш. Просто у тебя уходит слишком много сил на усмирение твоего внутреннего зверя и потому на другие вещи тебя просто не хватает. Но я то вижу и могу с уверенностью сказать, когда она появится на пороге дворца, настроение её будет далеко от благодушного.

— Да уж, — хихикнул Васька, — это точно. Она всех морально уничтожит, даже кинжалы доставать не придётся.

— Мне начинать бояться? — Хазеель вскинул брови вверх, хотя в темноте Васька этого даже не заметил.

— Нет. Вам нет. Знаете, я вас почти не понимаю. Иногда мне странно видеть вас среди этих холодных перворожденных, будто вы не принадлежите им, будто относитесь к другому виду. А временами я вас боюсь.

Хазеель насторожено замер, а потом перевёл недоуменный взгляд на мальчика. Почувствовал? Даже через клеймо почувствовал? Неужели его зверь так силён, или дело в наличии запечатанных магических силах.

— О чём ты?

— Ну, — Васька на мгновение замялся, а потом продолжил говорить. — Временами у вас такое выражение лица, что хочется бежать без оглядки. Далеко, далеко. А временами, хочется смотреть затаив дыхание, будто смотришь на какую-то ценность. Я не знаю, как объяснить.

Васька нахмурился и с усилием потёр лоб. В его голове слова складывались в красивые понятные фразы, но вот произнести всё вслух оказалось делом не простым.

— Надо же, какой ты глазастый. И не боишься мне всё это говорить?

— Нет, не боюсь, — Васька вздохнул, — устал бояться и потом мне почему-то верится, что вы мне ничего плохого не сделаете.

— Вот, прямо милашество какое-то. — Пробормотал эльф и задумчиво замолчал. В чём-то мальчишка, конечно, был прав, его он ни коем случае не стал бы трогать. Он вообще не понимал, как можно обидеть ребёнка. Может потому, что его самого в детстве часто обижали. Тяжело пережить обиду, когда ты ребёнок, но ещё тяжелее, если ты не понимаешь, за что тебя обижают, и втройне тяжело, когда ты понимаешь, что обижают тебя намеренно. Платить по чужим счетам не должен никто, и тем более не должны это делать дети. Взрослые потому и делают детям больно, потому что чувствуют свою слабость, свою вину в чём-то. Они не знают, как решить жизненные проблемы, им легче обвинить во всех неурядицах ребёнка и заставить его отвечать за собственную несостоятельность.

Хазеель хотел было что-то спросить у Васьки, но повернувшись к нему, увидел, что мальчик уже сладко спит, закутавшись в своё одеяло с головой. Временами по лицу мальчика пробегали тени беспокойства, но тут же исчезали, будто их и не было. Невесёлые, видимо, снились мальчику сны.

Хазеель гляну в окно. Яркие звёзды разукрасили небосвод сияющими хороводами созвездий. Откуда-то раздавалась заунывная песня ночной птицы. Лес жил своей жизнью, не вспоминая о том, что обрёк своих детей на вымирание. А может и помнил, может и жалел о своей вспыльчивости, но повернуть всё назад, не мог, да и не хотел. Уроки необходимо учить, иначе всё произошедшее теряет свой смысл.

Эльф тяжело вздохнул. — Надо будет встать пораньше.

Через какое-то время брюнет провалился в сладкую дремоту. В эту ночь ему ничего не снилось. Впервые он не просыпался с бешено бьющимся сердцем, как бывало обычно, когда он ночевал в своей комнате. На природе ему спалось обычно лучше. Когда над головой светят звёзды, дурные сны его не беспокоят, а вот во дворце всё меняется.