Интеллектуальная элита, возможно, несет бремя самой большой ответственности. Об этом свидетельствуют несколько фактов, из которых самый очевидный – появление национального лидера в конце 1980-х гг., чье восхождение к власти и политическую презентацию она поддержала: и непосредственно – активным участием, и опосредованно – пассивностью и бездействием. Тогда и зародились, по крайней мере в двух аспектах, предпосылки последовавшего затем сокрушительного поражения. Первый аспект, более очевидный, – культ вождя как таковой. Вверяя бразды правления одному человеку, сводят на нет (из-за принципа вождизма) возможность сплочения всех общественных сил, готовых в критической ситуации, как нынешняя, отдать энергию, знания и опыт ради общего благосостояния. Другой аспект – сохранение пагубной идеологической конфронтации внутри сербского общества, начало которой было положено в 1941–1945 гг.
Отношения вождя и интеллектуальной элиты можно проследить на примере Тито. Одной из важных черт, довершавших его культ, была роль «защитника» народа. Интеллектуальная элита немало способствовала появлению этой характеристики. Конфликт Тито с Информбюро в 1948 г. чаще всего преподносится как «историческое НЕТ», избавившее наш народ от великой напасти. Такое мнение можно услышать и сейчас. Однако это сплошное заблуждение. Не был дан ответ на вопрос, что такое, в сущности, это «НЕТ» при конфронтации двух коммунистических руководств. Далее вся критика обращается исключительно на культ Сталина, в то время как в его тени беспрепятственно формировался культ Тито. Никогда не критиковалась система, которую разработал Сталин, а Иосиф Броз установил в 1943–1946 гг. Без критического пересмотра превозносится «протест» Тито, при этом упускается из виду факт, что СССР не предпринял военной интервенции в Югославию, как было в сходных ситуациях в других странах соцлагеря – ГДР, Венгрии, Чехословакии и Польше. До конца не ясно, то ли «протест» Тито состоялся, потому что СССР отступил (как в 1960 г. в Албании, после «мятежа» Ходжи[17]
), то ли по каким-либо другим причинам. Добавление к культу вождя эпитета «защитник народа», что в отношении Иосифа Броза было сделано после событий 1948 г., создало предпосылки для поиска нового «защитника народа» после смерти вождя, так как общество, ощутив в этом потребность, в некотором смысле оказывало давление.Что касается другого аспекта, а именно идеологической конфронтации и ощущения идеологической исключительности, необходимо отметить, что сейчас утратился смысл прежнего противостояния, однако его форма и потребность в самом его существовании сохранены в точности. Это можно проиллюстрировать одной строкой из достаточно популярного в прошлом стихотворения – «ко друкчиjе каже, таj клевеђе и лаже» («кто возражает, тот клеветник и лжец»). В сербском обществе никогда не было столь острой потребности в конфронтации в критической ситуации, никогда народ не делился на «наших» и «не наших», патриотов и предателей, добрых и злых. Не было такого ни в кризисный период 1876–1878 гг., ни в 1885 г., ни в 1908–1911 гг., ни в 1912–1918 гг.[18]
, впервые подобное наблюдалось в 1941–1945 гг. и было порождено деятельностью Коммунистической партии Югославии.