Генерал Младич не щадил меня, показывая разрушительные картины. Ступая по грязи, снегу и гари, проходя мимо сломанных сосен, разбитых и разбросанных ударной волной разрушительной бомбардировки автомашин, я погрузился в размышления об изуродованной взрывами стране… Это было действительно печальное зрелище.
— Было восемьдесят погибших, — сказал Младич. — Теперь, когда вы видели часть того, как вели себя по отношению к нам летчики союзников — в том числе и французские — я отвечу на вопрос, который вас так беспокоит.
… Мы добрались до небольшого, чудом уцелевшего дома. Сели на деревянные скамейки, стоявшие вокруг расшатанного, треснувшего стола (единственной мебели в этой комнате). Все окна были разбиты. Мы сидели друг напротив друга, лицом к лицу:
— Из-за этой войны я потерял дочь. Ей было 23 года, она изучала медицину. Не выдержала она кампании клеветы. Клеветы союзников, которые вызвали эту войну, поощряя отделение Словении и Хорватии от Югославии. Мы с солдатами и народом боролись, чтобы нашу страну не покорили оккупанты… чтобы быть свободными на собственной земле, как и другие нации и народности.
А мир объединился против нас. И Франция с ними.
Прежде всего, я все-таки сохранил государство на собственной земле. Потом нас бомбили, выдумывая различные причины, чтобы узаконить наказание, которого мы не заслуживаем! Наказание за преступления, совершенные другими, чтобы ложно обвинить нас.
Они вместе с вашей страной нас жестоко наказывали.
Я приказал прекратить следствие в отношении ваших двух пилотов. До тех пор, пока я нахожусь на этой должности — его не будет. Я жду результатов переговоров в Огайо, когда договорятся о спасении моего народа. В некоторой степени и я представляю свой народ.
Конечно, мы должны возвратить Ваших двух людей. Живых или мёртвых. Я займусь этим. Но с вашей стороны потребуется один жест.
— А именно?
— Скажем, глава Верховного штаба французской армии хочет со мной встретиться. Я бы послал за ним куда угодно. Представил бы ему своих бойцов, солдат, оказал бы ему воинские почести. Его визит облегчил бы наши страдания, тяжесть франко-сербского конфликта. Затем я занялся бы поиском тех двух людей, двух солдат, как я уже говорил Вам — живых или мёртвых — и вернул бы их на родину.
Предложение вызвало у меня конкретный вопрос:
— Мой генерал, — сказал я ему, — вы, надеюсь, не будете срывать с места Главнокомандующего Генштаба французской армии, чтобы показать ему два трупа?
Впервые за время нашей напряжённой встречи генерал Младич широко улыбнулся:
— Нет, Пьер! Они живы и здоровы!
В пятницу 17 ноября 1995 г. я прибыл в аэропорт Руасси в 17 часов 10 минут. Дома был часом позже. В 19 часов мой уважаемый собеседник узнал хорошую новость. Они живы, накормлены, напоены. Через несколько дней Париж примет их под своё крыло. Они вернутся в свою страну.
Прежде всего спрашиваю, могу ли я теперь сообщить их семьям?
— Нет, — был ответ!
Я выполнил свою миссию. Теперь очередь «авторитетов» продолжать работу.
Я даже представить себе не мог, что «авторитеты» станут всем манипулировать в политических целях; что французское правительство сознательно, преднамеренно оставит в неведении семьи и ближайших друзей двух французских летчиков на целых три недели!
Меньше всего я мог себе представить, что эти стервятники, бессовестные люди, будут вмешиваться, чтобы воспользоваться моментом и выделиться, не боясь, что могут провалить соглашение от 17 ноября. Тем более я не думал, что перед подписанием Дейтонских соглашений в Париже, жест Младича будет превращён организованной кампанией в отвратительный шантаж, в ложный ультиматум, лишённый каких-либо оснований…»
Предыдущие статьи были опубликованы после передачи пилотов. Генерал Пьер-Мари Галуа, как будто предчувствуя сценарий богов войны, послал 27 ноября 1995 г. следующее письмо генералу Ратко Младичу:
«Мой дорогой генерал!
Благодаря Вам я доехал до Белграда без тех неудобств, которые бы вызвало путешествие автотранспортом. Известно, что мой организм находится в довольно плохом состоянии, и благодаря Вашему жесту я смог избежать возможного осложнения на лёгких. Этим письмом выражаю Вам свою глубокую благодарность за быстрый перелёт на Вашем вертолёте.
Я особенно благодарю Вас за приём, тем более что Вы встретили меня действительно в сложных условиях, особенно в эти последние дни, когда решение о спасении Вашего народа принимается далеко (в Дейтоне), и таким образом, что он становится жертвой чужих интересов.
Ясно, что г-ну Клинтону требуется любой ценой добиться достижения этого иллюзорного соглашения, чтобы накануне выборов предъявить его на своей внутриполитической сцене.
Две мощные силы, наряду с другими, противостоят самым элементарным правам сербов — жить вместе в своей собственной стране.
Для того чтобы добиться ревитализации нефти в США (в 2000 г. им было необходимо импортировать 10 млн баррелей ежедневно), Клинтон в Дейтоне пошел на уступки исламу, что и принесло ему переизбрание, ведь демонстрация силы так нравится американскому народу.