Немного погодя, когда ночь возжигает помятый с одного боку светильник луны, замечаешь вдруг некоторую скованность в лице, возвращение утраченной привычки улыбаться, печать безотчётной радости. И несёшь её бережно, долго страшась обронить, с неведомой доселе теплотой поглядывая на свод небес, невольно отыскав сходство промежду бабочек и звёзд.
И те и другие трепещут прозрачными крылами, голубят нас, как могут, – кто вблизи, кто издали. А от нас только и надо, что остановиться, поднять голову, да дать прикоснуться белому свету или бледному крылу.
Только для взрослых
Совы с вечера до утра перекликаются друг с другом через дорогу. Они приходятся друг другу сёстрами. Одна обосновалась в лиственном лесу, другая расположилась в сосновом. Вышли замуж, хорошо живут, дружно, детишек растят, а вот, гляди-ка, всё равно – скучают. Вспоминают ночами ветхий50, но тёплый, уютный родительский дом, нежность отца и к маме, и к ним, да его странное увлечение поделками из сосновой коры и гнилушек. Бывало, расстарается папенька, добудет очередной трут, мама нахмурится, мол, – почто тащить в дом всякий мусор, а как засветится51 причудливая сухая деревяшка в ночи таинственным парящим зелёным цветом, взглянет она на мужа влюблённо и улыбнётся:
– Затейник ты у меня…!52
Как-то раз встрял в беседу сестёр и я. К удивлению, на моё разноголосое, невпопад «У-у!», они ответствовали охотно и участливо. Засыпали вопросами: что я, как, да почему. И всё ли хорошо у меня в дому, добра ли жена, послушны ли дети, и бываю ли увлечён чем, кроме…
Ну, так я и рад стараться. Рассказал про жену и детей, да про то, как видал шмелей поутру, что выбивали, как вывязаные из лоскутков половики, последнюю пыльцу осенних цветов. Не позабыл упомянуть и синицу, старинную приятельницу, что заглядывала намедни в окно, проверяя, готовы ли мы ко встрече осени. А как можно приготовиться к тому, чего не ждёшь?
Пока я говорил, совы внимали, не перебивая. Сперва поддакивали сочувственно, а после, кажется даже вовсе задремали под мою болтовню. И когда на робкое очередное «У-у!» я, наконец, не получил никакого ответа, то устыдившись своей навязчивости, тихо побрёл восвояси. Рядом со мной, стараясь ступать в ногу, так же неслышно ступал дождь.
Словно сваренные вкрутую яйца, сбоку тропинки под струями холодной осенней, льющейся с небес воды, стыли грибы-дождевики. Я позавидовал очевидной простоте их судьбы, и в тот же самый миг погоревал о ней. В их молчаливой покорности было куда больше смысла, нежели в моём велеречии.
– Смотри! Смотри, как они пылят! – Наступая на спелый гриб и радуясь фонтану спор, которым чихал тот во все стороны, кричал малыш. А я стоял рядом молча и смотрел, старясь не мешать ему взрослеть. Сам-то я уже, вроде бы, того....
Образ осени
Парит в небе вата облака. Не пошлая, как вульгарная латынь53, не сахарная хрупкая тянучка, и не клёклый цветочный хлопок с семенами и сором, но безупречное во всём воздушное перламутровое облако, отороченное плотной атласной серо-голубой каймой по краям. Таких облаков не бывает зимой или летом. Те – другие, из иных мест и погод.
А нынче… осень просит синицу постучаться в окошко, дабы сообщить о себе. Занятые корзинами её руки, доверху наполнены виноградом. В котомке за спиной томится в ожидании заморозков калина. На бархатной зелёной шляпке из мха – коричневые блестящие пуговки грибов. Под мышкой – веник из ссутулившихся дубовых листьев. За пазухой дремлет ёж, а на плече, как полагается – лущит орешек белка. Карманы полны лягушек и ужей, в швах и промеж складок одежд – личинки майских жуков и бабочек, под воротником, знамо дело, – пушистым тёплым шарфом роятся шмели, да пчёлы.
Оглядевши гостью с головы до ног, я заметил крошечные жёлуди на кончиках шнурков её ботинок, и только вознамерился спросить, надолго ли она к нам, как кузнечик толкнул под руку. Обернувшись на него, дабы поинтересоваться из-за чего он со мной так, разглядел в его, чуть навыкате, глазах, обращённое на меня изумление, и скоро вошёл в память. Как я мог позабыть об осени, и про её чудной… чудный вид.
– Как мы вам рады! Проходите, отдыхайте с дороги, не станем вам мешать.
И вправду… чего ж лезть с разговором. Уж коли пришла, пусть устраивается, не век же ей стоять в дверях.
Тайны лета
На пламени свечи холодеющего солнца, осень сжигала листочки рукописи лета. По одному, горстями и стопками. Не к чему читать невежам, о чём шептал ему на ухо ветер, или про что, прикрывшись ладонями листьев, с непритворным трепетом, секретничал лес. Вот он, стоит ещё, кажется, не тронут вовсе, и мог бы согласно качнуть головой, ил супротив, но молчит же, таится. И лишь разглядев, что последняя страница его откровений рассыпается в острые крошки, вздохнёт свободно, и оглядев вокруг себя простор, замрёт на месте, дабы сохранить до следующего лета про то, о чём не скажет никому.