Сердечные струны

— Сеньора Мадригала. — Она попыталась кивнуть, но была словно парализована. — Чтобы выкупить ранчо. Ты… ты будешь растить ребенка на своем ранчо. Вместе с лошадьми?

Он нахмурился, затем поднял мокрую бровь.

— Значит, ты уже не собираешься отдать моего ребенка своей сестре?

Она хотела спрыгнуть и снова убежать — как невыносимо больно быть так близко от него и знать, что ему нужен только ребенок.

Но если убежит, то заберет с собой и ребенка. Но она понимала, что не может так поступить с Романом. Она любит его, и никакая жертва ради него не может быть слишком большой.

— Я не отдам ребенка сестре, — ответила она с болью в груди. — Его возьмешь ты. А потом… — Она помолчала. — Потом уеду в Бразилию.

Роман поднял ее выше, чтобы видеть ее глаза.

— И я поеду с тобой.

Она застыла — шок и смятение.

— Ты поедешь со…

— Никакого ранчо. Он будет расти в Бразилии — с обезьянами, а не с лошадьми.

Ее смятение усилилось.

— Но я же обещала отдать тебе…

— Я приехал в Темплтон, чтобы сказать сеньору Мадригалу, что забираю все свои деньги.

Она не могла понять.

— Ты… ты отказываешься от своей мечты? — изумленно спросила она. — Но ведь десять лет! Зачем отказываться?

Он перебирал смуглыми пальцами ее мокрые золотые волосы.

— Однажды, не так уж давно, один гений поведал мне кое-что, показавшееся мне бессмысленным.

Но теперь я понимаю смысл сказанного: если любишь, ни одна жертва не кажется слишком большой.

Теодосия почувствовала, как все ее тело напряглось — она не могла видеть выражение его глаз, но догадывалась, что он скажет дальше.

Роман улыбнулся, любуясь большими, залитыми дождем глазами.

— Зачем лошадиное ранчо, если женщина, которую я люблю, собирается жить в Бразилии?

Ее мозг отказывал ей — она не могла думать, но сердце билось ровно, словно ожидало его следующих слов.

— Я люблю тебя, Теодосия.

Разряд радости ворвался в нее, более сильный, чем зигзаг молнии на небе.

Роман сжал ее в объятиях и заговорил, сбиваясь, невпопад.

— Понимаю, я не тот мужчина, которого ты… почти не ходил в школу… ты не можешь любить такого, потому что… ну, потому что у меня нет никакого диплома. Но, Теодосия, — твердо сказал он, — клянусь, я получу его, выучу все, что знаешь ты; буду стараться правильно выбирать слова; изучу звезды, солнце, корни растений. Выучу латинский и шведский, сделаю все, Теодосия, чтобы ты полюбила меня так, как я тебя.

Эта страстная клятва вернула ее в те счастливые дни, когда она терялась, погружая свои руки в массу его волос воронова крыла.

— Ты давно такой, и я люблю тебя, — призналась она сквозь слезы. — Люблю тебя с того дня, когда впервые увидела.

Он прижал ее к себе, поцелуем стер слезы и дождь с ее лица.

— Выходи за меня, Теодосия.

Она коснулась его губ и высушила не только свои, но и его слезы.

— При одном условии, — прошептала она.

— Что угодно. Боже, что угодно.

Она окунулась в его глаза, слишком голубые, чтобы быть настоящими.

— Научи меня той же мудрости, Роман, которую знаешь ты, — попросила она с любовью, которую обрела вновь. — Запомни, я выйду за тебя, если ты научишь меня здравому смыслу.

Вспомнив все ее необдуманные поступки и слова, он прикинул — мало и целой жизни, чтобы научиться здравому смыслу.

Целая жизнь. Проведенная, проверенная испытаниями, с женщиной, настолько прекрасной, настолько любимой, что не мог постичь, чем он заслужил такой бесценный дар.

— Согласен, мисс Уорт, — прошептал он нежно.

— Тогда берите меня, мистер Монтана. Улыбаясь, он наклонился к ней, и когда их губы встретились, сделал гениальное открытие: любовь — совсем не жертва, ибо, отдавая, получаешь намного больше, чем имеешь.

ЭПИЛОГ

Набрав огромную охапку колокольчиков, Теодосия по-хозяйски оглядывала часть тех двадцати пяти тысяч акров плодороднейших пастбищ Рио Гранде Плейнз, которую охватывал глаз: на отдельных полях носились чистокровные английские жеребцы — самые лучшие с фермы ее отца в Нью-Йорке; на других паслись превосходные испанские кобылы вместе с резвящимися красивыми жеребятами.

И верхом на сером жеребце, с рассыпавшимися по широким плечам длинными черными волосами с проседью, ехал мужчина, сумевший воздушный замок опустить на твердую землю. — Он никогда не перестанет волновать ее.

— Роман, — прошептала она, и теплый весенний ветерок, словно вняв человеческой речи, остановил Секрета перед ней.

— Когда ты перестанешь рвать так много колокольчиков, ведь скоро не останется ни одного во всем Техасе, милая!

Она окинула взглядом охапку голубых цветов.

— Роман, пойми, все эти семена для посева. Я бы не стала рвать столько, не заботясь об их сохранении.

Он согласился, что неудачно пошутил, и улыбнулся, вспомнив обещание о воспитании здравого смысла.

— В этом случае Техасу нечего бояться — Теодосия Монтана войдет в историю как женщина, спасшая колокольчик от уничтожения.

Маленькая головка с шевелюрой черных локонов высунулась из-за него.

— Как твои исследования, мамочка? Доктор Уоллэби останется доволен твоими открытиями, когда приедет из Бразилии навестить нас?