Сердечный трепет

Я была крайне оскорблена и ничуть не меньше польщена тем, что он мог подумать такое. В то же время я очень надеялась, что раз он предполагает худшее, в чем можно признаться, то только испытает облегчение, когда узнает правду.

«Как ты мог такое подумать? Конечно, ребенок от тебя. То есть если быть точной: ребенок, которого я бы имела, будь я действительно беременна, само собой разумеется, был бы только от тебя».

Возможно, я слишком сложно выразилась. Филипп молчал. Я подождала действия моих слов еще несколько секунд и еще раз собрала все сказанное вместе:

«Филипп, я не беременна. Я ошиблась с этим тупым тестом. Но инструкция и вправду была сформулирована дико бестолково».

Филипп глубоко вздохнул и посмотрел на потолок.

«Бюлов-медвежонок, пожалуйста. Мне так жаль».

Я сняла кольцо с пальца и медленно подвинула его через стол. Он посмотрел сначала на кольцо, потом на меня – и расплылся в улыбке.

«Филипп?»

Продолжая смеяться, он поднялся, достал из холодильника шампанское, хлопнул пробкой и наполнил бокалы. «Куколка, любовь моя, мне ни один человек не поверит. Сомкнем же бокалы за самую бестолковую и самую любимую женщину, которая только может быть».

Люди, я была рада. Все прошло неплохо. Я сделала очень большой глоток шампанского, потому что, конечно, во время своей беременности я полностью отказалась от алкоголя.

«А это, – Филипп взял кольцо и снова надел мне на палец, – пожалуйста, оставь. Возьми его как обещание на будущее».

«Что за обещание?»

«Что следующий тест на беременность мы проведем вместе. Я позабочусь о теоретической, а ты – о практической стороне».

Я потрясенно молчала. Порой молчание действеннее слов. Знание, которое мне редко удавалось применить. Чаще не могу промолчать там, где лучше бы не говорить. Но на этот раз слов у меня действительно не было.

«Куколка Штурм, я очень люблю тебя».

«Филипп фон Бюлов, а я тебя еще больше».

С тех пор я всегда ношу это кольцо. Оно делает меня счастливой, благодарной и наполняет предчувствием радости. Так даже испорченный тест на беременность принес что-то хорошее. «Обещание на будущее…»

Будущее. Какое прекрасное слово – когда есть с кем его разделить. С Филиппом я всегда радовалась тому, что нам еще предстояло. И завтра, и послезавтра. И на все времена.

Такой я была наивной. И так будет всегда.

23:15

Я не могу бросить это кольцо на произвол судьбы. Едва я подумала о том, чтобы в полночь закинуть его в море, совершив тем самым знаковый, очистительный жест начала моей новой жизни. Но лишиться его подобным образом… Вещи-воспоминания нужно уничтожать с пылающим сердцем, но ни в коем случае не терять в дурацкой щелке для почты во время побега от расстроенного студента юрфака, распростертого на махровом белье цвета зеленого яблока.

Что мне делать?

Позвонить я не могу.

Но и без кольца я уйти не могу.

В растерянности я сажусь на ступеньку.

ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ?

Марпл озабоченно смотрит на меня. Она понимает, что я в сложной ситуации. Хотя долго это не продлится, сейчас Оливер отправится меня искать. И возможно, обнаружит здесь, на лестнице.

Нет, в своей жизни мне пришлось пережить кучу унизительных ситуаций. Я даже уже привыкла, но такого, нет уж, такого не должно было случиться. Не со мной, не сегодня. Не в день моего рождения, не в день моего расставания, не в день, который и так войдет в историю Амелии куколки Штурм как самый ужасный день в ее жизни.

Я слышу шаги. Кто-то подходит к дому со стороны улицы. От страха я не могу пошевелиться, а если бы и могла, у меня не хватило бы времени спрятаться.

Тень выдвигается из-за угла. Мужчина среднего роста, крупный. Подходит ближе. Я не могу видеть его лица, потому что меня ослепляет свет над воротами.

Взломщик? Ночной сторож? Может, позвать на помощь? Просигналить Оливеру о штурме? Господи, что за глупая игра слов.

Или, может, надо приветливо сказать: «Добрый вечер» – и сделать вид, будто для меня самое естественное на свете поздним вечером сидеть под чужой дверью? Да, так лучше всего. Нужно сделать вид, что я отсюда, может, и сойду за местную. Старая мудрость моей подруги Кати, которая таким образом проходит мимо любого охранника. Я же когда иду куда-то – даже с приглашением – выгляжу как самозванка.

Но сейчас, когда речь идет о последней капле моего достоинства, я готова на все. И пока я пыталась придать себе естественный вид, из темноты раздались слова, которые лишили меня последних остатков веры в земную справедливость:

«Добрый вечер, фрау Штурм. Какая неожиданность. Я могу быть вам чем-нибудь полезен?»

Мужчина выходит на свет.

Юлиус Шмитт.

Пауза. Стоп. Конец.

Оглушительная тишина. Не слышно шума моря. Ветер не шуршит среди деревьев. Я не дышу. Марпл тоже. Никто и ничто больше не дышит.

В абсолютной тишине мне становится ясно абсолютно все. Кусочек за кусочком пазл собирается в путающую картину, на которой, к несчастью, нашлось место и мне.

Я слышу, как Оливер говорит:

«У моего отца здесь дом».

«У моего отца самолет».