Сердечный трепет

Я сажаю свою мокрую собаку в ванную, досуха вытираю ее полотенцем Филиппа и вешаю его на место. Почти шесть, а Филипп никогда не просыпается в выходной раньше пол-одиннадцатого. До этого времени полотенце высохнет, а я с моим нехитрым скарбом буду уже далеко.

Далеко. Бегство. Так и слышится яростный собачий лай в тумане, свет фонарей, режущих черноту ночи, так и видится рябой маршал армии США с лицом Томми Ли Джонса,[13] который говорит: «Перекройте всю местность в радиусе двадцати миль. Я хочу, чтобы вы нашли девчонку. Амелия "куколка" Штурм не должна уйти!».

Амелия «куколка» Штурм — одинокая, но гордая — с грохотом врывается в наступающий день. Ее руки — нежные, но решительные — лежат на вибрирующем руле. Ее волосы — растрепанные, но ей это идет — развевает утренний ветерок. Она прибавляет газу, тонкая сигарилла зажата в темно-красных накрашенных губах, складки на затылке ее собаки дрожат, а убогие, хромые малолитражки испуганно шарахаются с дороги после длинного сигнала фарами.

В половине одиннадцатого она разразится злобным смехом, представив, как почтенный Филипп фон Бюлов подставляет свое холеное тело под душ, а потом заботливо вытирается полотенцем из чудесного материала: тридцать процентов хлопка и семьдесят процентов натуральной собачьей шерсти абрикосового цвета.

5:55

Телефон!

Что?

Телефон!

Только я собралась отдаться полностью заботам о своей внешности и уже обрабатывала лицо щеточкой от Шисейдо, чтобы удалить отмершие клетки кожи, как именно в этот момент звонит чертов мобильник Филиппа фон Бюлова.

В панике я пытаюсь определить, откуда раздается звонок. Куда парень задевал свой телефон? Эти чертовы вещички сегодня такие малюсенькие, что ты можешь вдохнуть их ненароком вместе с воздухом, а потом долго гадать, почему у тебя звенят бронхи?

Я лихорадочно шныряю туда-сюда по комнатам.

«Туу-тууу-туу»

Кажется, мелодия «We are the champions»[14] раздается отовсюду, издеваясь надо мной. Я всегда говорила Филиппу, что такой сигнал для телефона просто смешон и каждому сразу ясно, что у него завышенное самомнение. А так быть не должно.

We are the Champions, my friend!

Где телефон? Где? Если Филипп проснется, весь мой план рухнет! Кажется, я уже слышу сердитый шум из спальни? Шаги в прихожей?

And we'll keep on fighting 'till end.[15]

Вот! Наконец-то!

Я нахожу крошечную вещичку в кармане пиджака. Неловко вытаскиваю ее, порвав подкладку, и нажимаю на зеленую кнопку. В тот же миг трезвон прекращается. Я выпускаю телефон из рук и, тяжело дыша, прислоняюсь к стене.

Слышал ли Филипп?

Расстроит ли он мое бегство?

Испортит ли он мой шикарный выход, если выйдет из спальни, протрет глаза и скажет: «Куколка, сходишь за «Зюддойтче Цайтунг» или мне спуститься?»

Я долго прислушиваюсь.

Ничего.

Кругом тишина.

Только Марпл шлепает в прихожей, разыскивая меня, и страшно радуется, когда находит в гардеробной, всю в поту.

«Ну что, моя маленькая толстушка», — говорю я, когда она, весело виляя хвостиком, подбегает ко мне. К счастью, она не хочет залаять, чтобы привлечь внимание к своим переживаниям. В противоположность мне.

Я наклоняюсь к Марпл, обнимаю ее, и в этот момент телефон Филиппа говорит мне:

«Вам сообщение».

«Вам сообщение».

«Вам сообщение».

5:58

Когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что я знала заранее. Но я не знала. Клянусь. Пусть это было наивно, глупо, идиотски. Все так и было. Но я действительно понятия не имела. До этого момента я хотела всего лишь немного проучить Филиппа фон Бюлова. Я хотела уехать вне себя от ярости, скорее всего, назад, в Гамбург. Хотела почувствовать себя беглянкой, вовсе не убегая. Хотела разыграть драму, не страдая. Хотела не отвечать на его звонки сорок восемь часов, жаловаться на него Ибо, а потом смилостивиться и снизойти до разговора о примирении.

Вот чего я хотела. И не раз ведь такое проделывала. Каждые три месяца я находила какую-нибудь возможность драматизировать ситуацию. Это не дает любви стареть и разнообразит отношения. Да, я склонна к чрезмерным реакциям, но менять ничего не хочу: мне так жить интересней, чем когда мои реакции адекватны.

До той минуты Филипп фон Бюлов не сделал мне ничего по-настоящему плохого. И если бы я так рано не проснулась, если бы не встала, чтобы приступить к моему маленькому, драматичному, но безобидному шоу, если бы еще вчера выплеснула свой гнев, если бы мы не пошли в «Парижский бар», если бы я не бросила идиотское письмо Хонке в этот чертов почтовый ящик, — я бы избежала всего этого.

5:59

«Вам сообщение». Прочесть? Или нет?

Я никогда не признавала секретности. Если кто-то хочет сохранить тайну, пожалуйста, пусть прячет ее от меня. Но если он плохо спрятал, пусть пеняет на себя. Когда я раскрою ее. Такова моя точка зрения.

Хорошо, я склонна к шпионажу, признаю. И я не знаю ни одной женщины, которая не разделяла бы со мной эту склонность. Пойду дальше и скажу, что отсутствие такой склонности для женщины противоестественно.