Сердитый бригадир

Это спрашивала та самая худенькая ученица, с которой мы нынче уже дважды встречались. Мне показалось, что она смотрит на меня при этом как-то нехорошо…

— А ты как хотела бы? — ответила я и тотчас поняла, что сморозила глупость, потому что никто меня здесь совершенно не знает.

— По мне, живите, — равнодушно сказала худенькая. — Мы никого не гоним, от нас сами уезжают…

— Да нас особенно и не спрашивают, — добавила её черноволосая подруга, высунувшись из-за плеча, но не глядя на меня.

— Вы так всё время вдвоём и ходите? — спросила я.

Они мне ничего не ответили, а Тоня сказала:

— У них разочарование в жизни…

— Хватит! — грубо оборвала её черноволосая; она потянула подругу за рукав: — Пошли, Катя!..

Катя развязно улыбнулась, сказала: «Извините, пожалуйста» — и они обе ушли.

Мне бы, конечно, надо было не отпускать их и выяснить, в чём же дело, или порасспросить девочек в этой комнате, но, во-первых, я боялась потерять свой авторитет, а во-вторых, во что бы то ни стало хотела провести беседу на подготовленную тему: «Любовь к своей профессии».

Беседа в тот вечер так и не получилась. Меня начали спрашивать, откуда я приехала, где училась, нравится ли мне артист Кадочников, верю ли я в дружбу с мальчиками, бывает ли любовь с первого взгляда, — я только успевала поворачиваться в разные стороны и отвечать. Наверное, я нагородила много чепухи. Во всяком случае, мне долго в ту ночь не спалось. Я даже громко вздыхала, вспоминая, как глупо отвечала на некоторые вопросы.

«Не получится из тебя вожак!» — горестно думала я, ворочаясь в постели.

Назавтра, в обед, за мной прибежала сторожиха и сказала, что меня кличет директор.

Когда я вошла к нему в кабинет, он разговаривал по телефону.

— Меня держат водопроводные трубы, — говорил он. — Полтора дюйма… Корпус я сдам к праздникам. Отчёт отправил вчера…

Он протянул мне раскрытый классный журнал, лежавший перед ним на столе, и ткнул пальцем в страницу.

— Полюбуйтесь, — шепнул директор, прикрыв рукой трубку.

Я стала рассматривать указанную страницу. На ней было много ровно выведенных, одинаковых двоек, словно кто-то практиковался, выводя их одну под другой.

Я даже ахнула.

Директор уже повесил трубку. Он поднялся, громадный, с сердитым лицом.

— Ознакомились?.. За такие фокусы будем исключать из комсомола. Сегодня же соберите комитет, вызовите заводил и гоните вон. Формулировка — антиобщественное поведение. По линии административной…

— А что случилось? — спросила я.

Директор навис надо мной, опершись кулаками о стол.

— В шестой группе на уроке тракторовождения несколько человек отказались отвечать преподавателю. Когда я срочно прибыл в класс, мне дали понять, что и в дальнейшем по этому предмету задания выполняться не будут…

— Хорошенькое дело! — поднялась я из кресла. — Я сейчас же пойду к ним и поговорю…

— Отставить! — резко остановил он меня. — Неужели вы предполагаете, что беседа с вами возымеет больший результат, чем со мной? Сейчас надо действовать. Иначе они почувствуют слабинку. Заводил, зачинщиц — немедленно, сегодня же выгнать из комсомола!..

Вероятно, он увидел на моём лице растерянность, потому что уже мягче и тише добавил:

— Кстати, ваш авторитет от этого только подымется. Они почувствуют твёрдую руку. — Он как-то болезненно сморщился (я даже подумала, не болит ли у него чего-нибудь) и прошептал: — Срам-то какой, господи!..

Мне стало на секунду жаль его, такой он был помятый, несчастный и замотанный. Но всё-таки я спросила:

— А если комитет не согласится?

— Что, не согласится?

— С моим предложением исключить их…

Он посмотрел на меня так, будто я на его глазах выпрыгнула в окно.

— Боюсь, — сказал директор, — что вас рановато выбрали комсоргом училища.

Зазвонил телефон, и я, потоптавшись, ушла.

На душе у меня было ужасно нехорошо. Прошло всего ничего, как я начала работать в училище, и уже сразу не знаю, как мне поступить.

Я пошла к себе в комитет. По дороге со мной здоровались; девочки весело и шумно пробегали по залу — была переменка, — а я шла и думала: вот они все, наверное, считают, что идёт их новый секретарь, которому ясно, как надо жить. Я хорошо помнила по своим школьным годам, что больше всего завидовала свободе взрослых людей; я погоняла время, чтобы и мне поскорее вырасти, а там уж я сама себе хозяйка.

В комитете я занялась своим столом, — надо же было познакомиться с бумагами, оставленными Машей.