Сердолик – камень счастья

— Поедем, я тебя отвезу, — Лидия держала руку дочери. — Доченька, ты меня прости.

— Спасибо! Я сама доберусь, — Алина запнулась. — Мам, это ты меня прости. За плакаты, за всё прости.

Алина снова расплакалась, разрыдалась и Лидия. Они сели в машину, и мать снова гладила дочь по пышной прическе, прижимала к губам тонкие с алым маникюром пальцы, которые так же целовала, ещё когда они были пухленькими младенческими пальчиками «в перевязочках».

— Доченька, хочешь, я с тобой жить буду? Всё хорошо будет. Как прежде, — всхлипывала Лидия.

— Не хочу, — Алина вытерла слёзы. — На Коломенскую подвези. Я сейчас у Мити тусуюсь.

— Отец говорил, что ты с ним живешь.

— Не с ним, а у него, — поправила Алина. — А живу я совсем с другим. Я сейчас в такую грязь вляпалась, ты не представляешь!

— В какую грязь? — переполошилась Лидия.

— Всё, проехали. Тема закрыта. Приступ откровенности закончился, — Алина отвернулась к окну.

Мысли вертелись вокруг Клима. Какая разница с кем он живёт? С её матерью. С кем-то другим. Ключевая фраза — он живёт не с ней.

Заиграл телефон. Алина скосила глаза: тот же ненавистный номер. Она не внесла Агатова в телефонную книгу: не хотела лишний раз читать его фамилию — узнавала по цифрам — двести двадцать пять, двадцать пять…

— Мне сообщили, что всё в порядке. Ты теперь квартировладелица, — Агатов хрюкнул, вероятно, это должно было означать смешок. — Приглашаю отметить это событие.

— Павел Андреевич, Вас здороваться в детстве не учили? — Алина почувствовала, что страх перед Агатовым куда-то исчез. Не сумел ей сегодня Клима предоставить, нефиг с ним и церемониться.

— Сегодня в восемь в «Савве» ужинаем, — угрожающе произнёс Агатов и отключился.

«И прощаться тоже не учили», — подумала Алина.

— Это что за Павел Андреевич? — насторожилась Лидия.

— Неважно. За дорогой следи. А ты знаешь, что Инна замуж вышла? Она рожать собралась, в Даниловск с мужем уезжает, а может, уже уехала.

— Это отец тебе сказал? Мне он ничего не говорил. А кто муж?

— Врач Мишкин. Они вместе работали.

— Надо же, — Лидия покачала головой. — А как она за Митю выскочить хотела! Не получилось у неё к Виктору Нестеренко в снохи попасть.

— Мам, тебе не стыдно?

Лидия умолкла. Ей было давно стыдно перед дочерью, что она спит с Климом, стыдно перед людьми, которые читали позорящие её постеры, стыдно перед матерью, которая ругала её за развал семьи… Но стоило ей оказаться наедине с Климом, как стыд моментально исчезал — Лидия впервые в жизни почувствовала себя по-настоящему любимой, желанной, почувствовала, что её достоинства замечают и ценят. Она растворилась в поцелуях Клима, ощутила себя женщиной, а не тягловой силой, какой считала себя все годы замужества со Славой.

И ещё Лидии было стыдно, что она не может рассказать дочери, как Клим уговаривал её официально стать его женой и сегодня утром она согласилась.

Глава 21

Хотя Инна торопилась на работу, но идти быстро побоялась, шла аккуратно, чтобы не поскользнуться — тротуары в Даниловске даже в центре города никто реагентами не посыпал и лёд с них не скалывал. Правда, во дворе больницы дорожка присыпана песком, здесь можно было, не опасаясь, ускорить шаги, чтобы не говорили, будто жена завотделением не спешит на работу. Но зато в городе Даниловске допускалось, как зимой на даче, ходить в валенках — тепло и не скользко. Несмотря на сугробы и гололед, Инне нравилась наступившая зима: укутанные снегом дома, белоснежные улицы, уютный дымок над трубами… Незнакомые люди здоровались с ней, а за спиной она слышала: «В больнице нашей работает, из Москвы приехала». Инна ходила последние дни перед декретом. Все говорили, что будет двойня или даже тройня, указывая на большой живот. Действительно, сначала из-за угла появлялся этот живот, а уже потом выплывала будущая мать. Но УЗИ не определило никакой двойни, показав, что в срок родится один ребёнок — девочка. «Как собираетесь ребёночка назвать? Имя уже выбрали?» — интересовались на работе. Но Инна из какого-то суеверного страха боялась заранее покупать детское приданое, придумывать имя.