— Ты смеешь отвергать любовь женщины, когда она приняла тебя в свое тело?
Мы пристально смотрим друг на друга. Долю секунды спустя он снова целует меня.
— Найди меня в темноте, Данте, — умоляю я, переводя дыхание. — Найди мой свет и позволь мне вести тебя.
Он смотрит на меня так, будто я только что сказала самую странную вещь, как будто я вскрыла его грудь и обнажила его самые сокровенные мысли.
— Люби меня и никогда не переставай, — заявляет он, снова сжимая в кулаке мои волосы, прижимаясь своим лбом к моему, позволяя своей боли и мучению раствориться во мне. — И, может быть, только может быть, этого будет достаточно, чтобы разрушить стены.
К полудню мы возвращаемся в постель, лежим на спутанных влажных простынях. Мое влагалище ноет, и я умираю с голоду. По большей степени я голодна. Мой желудок тревожно урчит.
— Тебе нужно поесть, — заявляет Данте, с зевком высвобождаясь из моих объятий.
Он проходит через комнату к гардеробной. Несмотря на наш часовой душ, повязка на его плече насквозь пропиталась кровью.
— На острове есть доктор?
Данте неодобрительно цокает на мое беспокойство, но не срывает. Между нами снова что-то изменилось. Наши тела были переплетены друг с другом в течение шести часов, но больше всего нас связывали глубина и интимность наших слов. Я не могу отделаться от ощущения, что он вот-вот поделится со мной чем-то, что либо овьет нас цепями из самого прочного металла, либо разрушит их на звенья.
Одевшись в джинсы и футболку, он направляется к двери. Внезапно я не могу вынести того, что он уходит.
— Подожди. Я пойду с тобой.
Пока Данте ждет, я быстро одеваюсь, он постоянно скользит по мне взглядом своих темных глаз.
— Не это. Надень джинсы.
— А они разве у меня есть?
Он возвращается к шкафу и выдвигает ящик.
— Вот, — говорит, протягивая мне пару темно-синих обтягивающих джинсов.
— Они не белые, — говорю я глупо.
Данте одаривает меня той дерзкой полуулыбкой, которую я так люблю.
— Я смягчаю правила. Только на один день.
Я хочу возразить чем-нибудь остроумным, но в его глазах появляется что-то опасно близкое к удовлетворению. От этого у меня переворачивается желудок, а мозг теряет всякую рациональность.
— И белая футболка, — добавляет он, бросая ее в мою сторону из дверного проема гардеробной. — Ты все еще мой ангел, независимо от того, насколько грязно тебе нравится трахаться.
Я краснею и отвожу взгляд.
Как я должна на это реагировать?
— О, нет, ты этого не сделаешь, — ухмыляется Данте, обхватывая меня руками за талию и притягивая вплотную к своему телу. — Ты заслужила это, так с достоинством носи. Хорошие девочки из среднего класса — самое опьяняющее противоречие… Ваша добродетель опровергает весь этот бушующий внутри сексуальный конфликт. Вы всегда были самыми грязными девчонками в кампусе.
— Парни из колледжа ничем не отличались, — огрызаюсь я в ответ. — Ты забываешь, что я тоже ходила на свидания.
— Ах да, придурки, которые попробовали моего ангела раньше меня, — зловеще рычит он. — Напомни мне, почему я до сих пор их не убил?
— Не шути, — говорю я, вырываясь из его объятий. — Ты больше не убиваешь невинных, помнишь?
— Разве нет? — лениво растягивает он. — Как это неосмотрительно с моей стороны. Когда я успел превратиться в такого святошу?
— Почему ты поступил в Северо-Западный университет? — спрашиваю я, быстро меняя тему. Почему-то мне легче принимать его бизнес, если я думаю, что он избавляет мир от зла, а не является его причиной.
— Мне нравится Чикаго, — он пожимает плечами.
— Это значит… Это очаг организованной преступности, верно?
Он самый умный человек, которого я когда-либо встречала, но не могу представить его студентом.
— Я повернулся спиной к своей семье, когда мне было девятнадцать. Старый друг тайно переправил меня в Штаты, дал мне новое удостоверение личности, и я уговорил себя поступить в колледж.
Итак, значит, когда-то давным-давно он знал разницу между добром и злом. Когда-то давным-давно он чувствовал это достаточно сильно, чтобы сесть в самолет и убежать.
— В такое место, как Северо-Западный, просто так не пробьешься, Данте.
— Все возможно, если леди из приемной комиссии нравится…
— Я не хочу знать, — визжу, поднимая руку.
Данте обладает навыками в постели, позволяющими превратить любое «нет» в «да», за исключением тех случаев, когда речь заходит о его предложении руки и сердца.
— Как долго ты учился?
— Я продержался год. Давай просто скажем, что у меня закончились доступные женщины для траха.
Сейчас он просто издевается надо мной. Он раздвигает границы моей ревности. Он бы сошел с ума, если бы я поступила с ним также, но Данте помешан на двойных стандартах.
— А потом ты записался в армию США?
— Прекрати, Ив, — стонет он. — Ты безжалостна.
— Я не забыла о медалях, которые нашла в твоем бункере в прошлом году, — говорю, печально улыбаясь ему. Там были некоторые из высших военных наград, присужденных моим правительством.
«Также я не забыла о твоей дочери».
— Опять ты за свое?
— Расскажи мне.
— Спецназ, — вздыхает он.
— Спецназ?
— Они выяснили, насколько хорошо я владею оружием, — добавляет он, мерзко ухмыляясь.